— Я вольный казак.

Беня попытался ворохнуть вислыми плечами, но тупая боль в груди дала знать о себе неприятными ощущениями. Краснодарец, смахнув с лица кривую гримассу, расставил пошире ноги, он прекрасно понимал, что людям, находящимся в боксе, его проблемы до фени. Между тем блатной, окинув внимательным взором фигуру вновь прибывшего, не утратившую прочности, поддернул в уважительной усмешке уголки волевых губ:

— Казаков мы видеть завсегда рады, проходи до моей шконки, погутарим.

— О правилах жития в блатном мире? — набычился Беня. — Ты знаешь, как мы относимся к воровским шайкам.

— Я в воровской шайке не состоял, я работал по своему, — мягко не согласился блатной. — Но поддерживаю законы воровской чести. А ты?

— Я же сказал, что происхождением от вольных людей.

— Менты из вашего сословия получаются отменные, двуликие, как азиаты, — встрял в разговор все тот-же хриплый голос. Он принадлежал голому по пояс костлявому мужчине за тридцать лет, разрисованному синей татуировкой до паха. Почиркав спичкой о кусочек боковинки, оторванной от спичечного коробка, тот прикурил обуглившийся бычок. Затянувшись, продолжил, — Казаки, это гребаный щит на рубежах шелудивой Родины.

— Тебе не нравится наша позиция? — спросил Беня с вызовом. — Или ты из козлов, избегающих армейскую службу?

— Это кто козел? — костлявый тут-же вскочил. — Настоящие козлы ты сам и твой корешок, а мы живем по понятиям.

— Грабь первого встречного-поперечного, трать награбленное на водку с бабами.

— А ты не грабил? — ухмыльнулся блатной ухмылкой, не сулящей ничего хорошего. — Откуда ты знаешь Слонка, этого ментовского жополиза? Случайно, не из его кодлы?

— Из его бригады. Лично я следил на рынке за порядком между валютчиками, чтобы грабители из ваших не подходили к ним на пушечный выстрел.

— Ты понял? Беспредельщиков прибавляется, — обратился первый из собеседников к своему товарищу. — Скоро нашу камеру сделают чисто ментовским отстойником.

— Пора скирдовать, — согласился тот с доводами друга, застегивая пуговицы на брючном поясе.

С нар, расположенных по бокам узкого бокса, соскочило сразу несколько человек, двое зашли за спину Бени, остальные остановились напротив. Казак понял, что слово, вылетевшее невольно, может стоить ему здоровья, он, принимая стойку, пошарил глазами вокруг. Слонок со стонами сползал с верхнего яруса, еще одна знакомая морда мелькнула возле противоположной стены. Это был, кажется, Козырь. До Бени дошло, что отбиваться от блатных придется ему самому.

— За козлов надо отвеча-ать, — протянул костлявый сквозь гнилые зубы.

— За козлов и опуска-ать не за падло-о, — согласился кто-то из стоящих вокруг, зэки поддержали идею грубым смехом.

— Козлами я назвал парней, которые косят от службы в армии, — попытался Беня оправдаться. — При чем здесь вы?

— Ты обозвал козлом его, это ему до фени твоя армия, — блатной уверенно указал на костлявого. — Ты сейчас и будешь перед ним отвечать.

— Беня, признай свою ошибку, — Слонок попробовал прорваться к двери. — Здесь ловить бесполезно.

Его, совсем недавно раскидывающего пузом встречный народ, отшвырнули под нары как обыкновенного бомжа. Больше ждать милостей от хозяев положения было нечего. Беня вспомнил спортивное прошлое, когда играючись брал призы на Всесоюзных соревнованиях по дзю-до. Он, раскидав в стороны руки, сжатые в кулаки, подловил момент и нанес блатному удар ногой в голову. Затем раскрутил всеми конечностями метелицу, вышибая из игры сначала того, кто на вид показался покрепче, затем, пока они пытались придти в себя, обработал и слабых. Он силой воли загасил боль внутри грудной клетки, волею же старался добить противника без пощады. Зэки вскоре перестали рваться в драку, корча гримассы, они выходили из круга, к тому же, Слонок помогал чем мог, вечно мурый Козырь тоже пробовал растащить сокамерников. Наконец, из своры нападавших осталось всего двое, самый блатной и самый стойкий из молодых пацанов, мечтающих стать ворами в законе. Костлявый, еще пара человек, глотали на своих лежаках воздух порциями, они, скорее всего, были туберкулезниками. Кубанский казак, сбивая бурное дыхание, сообразил, если сейчас он уделает блатного, ему этого не простят ни воровской мир, ни сами тюремщики. Первые не потерпят позора, вторые перемены власти. Порядок в камерах испокон веков поддерживался авторитетом блатных. Вертухаи тоже не принимали на дух новых вожаков из числа беспредельщиков, потому что те не обладали ни весом, ни собственной законодательной базой, от которой у зэков леденела бы кровь. Беня подождал, пока молодой шустряк намахается руками вхолостую, затем качнулся в сторону, задерживая голову на прежнем месте. Когда пацан намерился поддеть его подбородок крюком снизу, перенес тяжесть тела на отставленную ногу, другой ступней смачно въехал ему в лицо на встречном движении. Шустряк прогнулся, вскинул деревенские копыта вверх и с размаху впаялся в каменный пол. Затих на нем, перебирая лишь пальцами. Кубанский казак, увернувшись от удара блатного, с шумом втянул в себя воздушный тухлый кисель, отступил к нарам. Подумал, что последнего противника придется сбить только на пол и лишь покрепче придавить к бетону, чтобы он остался в целости и сохранности. Ощутил вдруг на губах солоноватый привкус крови, понял, что открылось затянувшееся было огнестрельное ранение. Огранизм включил защитную реакцию без приказов из головного мозга, Беня осознал, что сейчас его избить смог бы десятилетний мальчик. Опершись рукой об угол нар, поманил пальцем блатного, показывая, что ловить тому все равно нечего. Но тот не спешил продолжать поединок и сам, уголовнику стало ясно, что корона власти держится на голове всего лишь на единственном движении шкафа из краснодарских степей, стоящего напротив. Если она упадет, ему тоже не светит ничего хорошего. Он, прислонившись спиной к стене, лихорадочно искал выход из положения, и нашел дыру в очередной в исковерканной его жизни тупик. Поелозив рукой по брюкам, нашарил половинку лезвия для бритья, зажал ее между указательным и средним пальцами. Закон, которому он старался следовать, приказывал сохранить достоинство ценой собственной жизни. Он нагнул стриженную голову и собрался броситься на оказавшегося крепче противника. В этот момент в замке загремели ключи, дверь, окованная железом, отворилась. На пороге выросла бесстрастная фигура тюремного вертухая, за ним замаячила бледная морда еще одного. Между обоими прошмыгнул узкоплечий начальник оперативной части:

— Господа подследственные, разборку можно считать законченной? — с издевкой спросил он, окидывая жильцов камеры шустрым взглядом. — О-о, я вижу, что у вас происходит перемена власти.

Блатной чертыхнулся, попытался спрятать лезвие обратно в прореху в поясе, но оно застряло в материи, поранив ему пальцы. Неловкая возня не осталась незамеченной, начальник кивнул вертухаю, а тот притянул нарушителя к себе:

— Стареть начал, Кардан. — изумился оперативник, подталкивая уголовника в спину. — Почему не бросил мойку на пол? Или подумал, что мы исчезнем, а ты продолжишь разборку?