тихоню, которая делала лучший в жизни минет, рискуя повредить горло в благодарность за то, что ты выбрал ее.

Она остановилась как вкопанная и посмотрела на меня с выражением тревоги на лице.

— Ты меня не помнишь, верно?

Я засунул руки в карманы.

— Нет, вообще не помню.

— Я так и думала, — сказала она, бросив взгляд на свою машину. У меня было ощущение, что там кто-то есть. Неужели она привезла своего нового любовника для поддержки?

Прищурившись, я подошел к задней двери и открыл ее. Она не останавливала меня, только смотрела.

Я замер, когда заметил маленького ребенка в грязном детском кресле на заднем сиденье. Он был только в подгузнике, чего, вероятно, было достаточно в невыносимую жару снаружи, но не в кондиционированном воздухе внутри машины.

Я сделал шаг назад и свирепо посмотрел на девушку.

— Мне нужны гребаные объяснения, и как можно скорее, иначе это станет для тебя очень неприятным опытом.

Она подошла к нам и подняла с сиденья ребенка, мальчика, как я догадался по чертам его лица. Она держала его так, словно он был грязной дворняжкой, которую она нашла на улице и которую не терпелось сдать в приют.

У меня было чертовски плохое предчувствие по этому поводу.

Она протянула его мне на вытянутых руках. Мальчик уставился на меня широко раскрытыми глазами.

Нахуй это.

— Он твой, — она снова попыталась передать его мне. Я сделал шаг назад, уставившись на ребенка, затем на девушку.

Она опустила его на горячую землю пустыни, и он пополз к ее ногам, пытаясь, чтобы его снова взяли на руки. Земля, вероятно, обжигала его нежную кожу.

— Подложи под него это гребаное полотенце или подними его, — прорычал я.

Она дотянулась до грязного полотенца на полу, расстелила его на земле и уложила ребенка на него.

— Стой, — нетерпеливо сказала она, как будто он был непослушной собакой.

Она встретилась со мной взглядом.

— Он твой сын.

Я покачал головой. Мой сын? Что за черт? В прошлом я иногда забывал взять с собой презерватив. Неужели это действительно начинает вылезать мне боком?

— Откуда мне знать, что он мой?

Она сверкнула глазами.

— Обычно я пользуюсь презервативом. Ты был единственным, с кем я не предохранялась.

— Если ты занималась со мной незащищённым сексом, то, возможно, и с другими парнями трахалась также.

— Он твой! Ты можешь сделать тест ДНК, если мне не веришь.

Я не хотел верить ни единому гребаному слову из ее уст. Но мне не нужен был тест ДНК, чтобы знать, что он мой. Черт бы всех побрал. У него были мои глаза, и что-то в нем просто кричало о Фальконе. Я не мог этого объяснить.

— Я не заберу его с собой, — сказала она так, как будто мы обсуждали предмет мебели, а не ребенка. Разве женщины обычно не испытывали материнских чувств к своему потомству? Моя мать скорее разорвала бы себя на куски, чем бросила нас, но, конечно, я знал истории о моей сумасшедшей бабушке, которая пыталась убить моего отца и его братьев. Разве не иронично, что я выбрал сумасшедшую сучку для траха?

— Я не заберу его, — повторила она, как будто я не услышал ее с первого раза.

— Мне он тоже не нужен! — взревел я, чертовски разъяренный и, возможно, впервые в жизни, ошеломленный. Она вытащила его из своего влагалища и с тех пор более или менее заботилась о нем. Я же видел его впервые. Если у нее не было чувств к ребенку, неужели она действительно ожидала, что они будут у меня? Черт, мы с чувствами не обращались друг к другу на ты.

Да, он был ребенком, и в нем была часть моей ДНК, но я не чувствовал себя отцом. Я не чувствовал ничего, кроме полного замешательства и ярости.

Она пожала плечами.

— Тогда брось его в пустыне, или оставь перед больницей, или сделай то, что ты обычно делаешь по ночам. Все знают, что ты из себя представляешь.

Она, блять, серьезно? Она действительно предлагала мне убить этого мальчика? Черт, я был психопатом, в этом нет сомнений, но даже у меня были определенные пределы.

Я схватил ее за шею так крепко, что мои пальцы впились в кожу, и прижал ее к боку машины. Ее глаза выпучились, лицо покраснело. Она хотела заговорить, но не могла. Я не был уверен, насколько ребенок понял ее жестокие слова, но, поскольку он не искал ее близости с тех пор, как она бросила его на полотенце, я полагал, что он не привык к её ласке.

Скорее всего, я бы убил ее, если бы ребенок не начал реветь. Крупные слезы покатились по его пухлым щекам, а лицо стало темно-красным. Я отпустил ее, и она рванулась, потеряв шлепанцы, когда обогнула капот взятой напрокат машины, а затем бросилась внутрь. Машина дернулась, когда она дала задний ход, затем свернула в сторону и умчалась прочь, при этом задев мой бампер своим. Она оставила за собой пыльный след и мальчика.

ГЛАВА 21

Невио

Я смотрел, как машина исчезает за горизонтом, поднимая клубы пыли. Блять.

Медленно опустив взгляд, я посмотрел на ребенка, сидящего на грязном полотенце. Он был покрыт тонким слоем грязи, которая прилипла к нему, потому что он вспотел после того, как его перенесли из холода внутри машины в жару снаружи.

У него были темные волосы, которые вились над висками и на затылке. В нашей семье кудри были только у Адамо. Но, возможно, это передалось ему по наследству. Он выглядел так, словно был родом не из Франции, а скорее из Северной Африки или, может быть, с Ближнего Востока.

Я даже не знал, сколько лет этому мальцу. Черт, я мало что помнил с вечеринок. Он выглядел очень маленьким, точно младше одного года.

Мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется, и не только потому,