– Будет исполнено, хозяин.

Кому-то могло показаться странным, что я не летел на крыльях любви к супруге, дабы утешить ее и услышать ее голос после крайне тяжелых событий прошлой ночи, но при этом я не обделил вниманием и заботой страдающего друга. Дело было в том, что за Бельмере волноваться больше не стоило, я уплатил цену и получил обратно жену безо всякого подвоха. А вот с Инчивалем все обстояло гораздо сложнее. Пленение технократами сломило его, и последствия могли оказаться фатальными.

Я видел, как под давлением обстоятельств ломались низкорожденные, и часто это оказывалось необратимо. Крайне редко что-то подобное случалось с тэнкрисами, ибо наша психика, как правило, лучше держала удар. В качестве исключения на ум приходила лишь Балитвейнэ эл’Зорназа, которую мне удалось спасти от душевных мук, подталкивавших к суициду, но тогда случай был не таким запущенным и времени хватало…

Что же до Инча, они с братом сами по себе, не считая выдающихся интеллектов, были уникумами. Старший обладал жестким духом тэнкриса, но телом немощного человека; младший же имел податливый, как у человека, внутренний мир, но снаружи являлся истинным таном. Невероятно, как могут исказить нашу породу несколько капель человеческой крови.

В одной из лабораторий группа чародеев из ИПЧ обслуживала новые модифицированные синематехи. Инчиваль тоже там был на правах великого и авторитетного мага-изобретателя, но единственное, чем он руководил, это самоличное поглощение виски. Неважно выглядел мой друг, еще хуже, чем вчера, а его эмоциональный фон попросту нагонял страх. Тяжело было видеть того, кто тебе дорог, в таком состоянии.

– До чего дошла магия, когда начала шагать рука об руку с научным прогрессом! Гляди, Бри, мы совместили синематехи с упрощенными спокхамосами ограниченного радиуса передачи! Теперь можно захватывать изображение и передавать его сквозь Астрал на принимающий артефакт-проектор, который, в свою очередь, дает изображение в реальном времени! Задержка незначительная, всего несколько…

– Я знаю, как работают эти штуки, Инч, я утверждал проект их разработки.

– Хм, точно! Вискарика?

Он протянул мне на четверть полную бутыль «Злого быка», на редкость дрянного, но крепкого виски.

– Воздержусь.

– А я нет! Я не воздерживаюсь…

– Вижу.

К той сфере черной безнадежности, которая окружала его, даже приближаться было страшно, но я распалил свой Голос и осторожно попытался.

– Мы с тобой навидались дерьма, полковник, скажи?

– Мм… мы с тобой видели всякое.

– Я думал, что оставил это позади, когда закончилась малдизская кампания, но выходит, ошибался. Все в дерьме, Бри, весь мир. Всюду кровь и уроды. Ну и дерьмо, как я уже говорил.

– В пору эмоционального упадка весь мир раскрашен цветами траура. Нужно понимать, что это временно.

– Находясь в сердце мрака, ты не надеешься на просвет. Изнутри мрак бесконечен… Черт, не думай, что я жалуюсь и хочу урвать немного сочувствия к своей нежной персоне, просто… просто я разочарован, Бри.

– В чем?

– Во всем и вся. В себе – прежде всего.

– Ты-то что натворил?

– Я да и ты тоже – мы делали дурные вещи на войне. Нам доводилось. А потом я сделал еще несколько дурных вещей для тебя. Тех, что хорошо убивают. А потом еще и еще. Кончилось тем, что я собрал экзодоспех для… Бри, Гелион Бернштейн, он… мы вместе учились у Мозенхайма…

– Я уже знаю, кто это, и о его судьбе я тоже осведомлен.

Инчиваль сделал большой глоток «Быка», закашлялся и выдал несколько рубленых фраз, от крепости которых чародеи побледнели.

– То, чем он стал… ничего страшнее я не видел. Жаль, Гелион был хорошим парнем, светлым умом… А эта мразь Штейнер вытворяла с живыми существами такое, что мне из собственной кожи хочется вылезти от осознания нашей с ним принадлежности к миру науки! Где он?! Я отрежу его уродливую голову!

– Отправлен в Настронг.

Друг окинул меня мутным взором, задумался, горько усмехнулся.

– Врешь, – устало заметил он. – Я тебя знаю, полковник, когда появляется возможность пополнить арсенал чем-то эдаким, ты впиваешься в нее как бульдог и больше не расцепляешь челюстей. Тебя заинтересовали его разработки, я знаю, ты ни за что не дашь такому человеку дышать кислотными газами в жерле серного вулкана.

Я молчал, подтверждая его правоту. А что было делать? Инчиваль знал меня не хуже, чем родного брата, и дальнейшая ложь являлась бы оскорблением.

– Скажи, ты правда веришь в свою правоту, Бри?

– Я никогда не стремился быть правым, мне нет до этого дела.

– Да-да, «костьми поляжем, долг исполнив, ради чего сначала уложим в землю любого препятствующего, и плевать нам на все остальное».

– Ну… примерно по этому принципу я и живу.

Мой друг скривился, словно ему в висок вогнали гвоздь, задышал шумно и тряхнул головой.

– Бри, а ты не думал, что если ради достижения цели приходится творить низкие, ужасные вещи, цена этой цели – дерьмо?

Признаюсь, он застал меня врасплох, но замешательство продлилось миг.

– Я думаю, что те, кто провозгласил этот постулат, никогда не отвечали за судьбы десятков миллионов живущих ныне и сотен миллионов тех, кто еще должен родиться и жить в будущем. Я думаю, что нет ничего проще, чем заботиться о чистоте своих рук, пока мир вокруг тонет в крови и дерьме. Я думаю, что и самый жестокий деспот не натворит у власти столько бед, сколько самый добрый идеалист, стремящийся принести всем добро и никого не оставить обиженным. Не проецируй на меня чужие грехи и собственное чувство вины, Инч, первого у меня и так в избытке, а второе мне ни к чему.

Он громко сопел, глядя в пол мрачным взглядом и крепко сжимая губы, а я пытался как-то не утонуть в черноте его эмоционального фона, как-то рассеять, унять терзавшую Инчиваля боль. Он получил душевную травму, он нуждался в помощи и защите, а я со все возраставшей паникой осознавал, что не имел сил дать ему необходимое.

– Прекрати, – выдохнул он наконец, – я знаю, что ты делаешь. Я чувствую.

Требовалось иметь крайне развитый интеллект, сильную волю и глубокое понимание собственной сущности, чтобы ощутить влияние моего Голоса, осознать и отделить его от родных чувств. Считаные единицы проявляли такую способность, к ним относился Инчиваль, к ним относился покойный Император.

– Прости, я…

– Что ты вообще здесь делаешь? – спросил он, глядя исподлобья. – Разве город не трещит по швам? Разве политики не рвут друг другу глотки во взаимных обвинениях? Разве мы не на грани войны? Почему ты не там, а здесь?

– Гомункулы…

– Ах да! Ты переложил всю работу на своих болванов! Смотри, Бриан, двойники никогда не заменят тебя в полной мере, прямо сейчас любой из них может ошибиться, и последствия будут непоправимы! Ступай лучше делать свое дело или найди Бельмере, для нее твое присутствие сейчас важнее…