— Глупость, Акимыч, — согласился Хорь. — Причины две. Он мог обо всем догадаться — это раз. Наш противник сделал в Риге и окрестностях то, за чем был послан, и заметает следы.

— Значит, мы не справились с заданием?

— Перестань. Они еще в Риге.

— Все шестеро?

— По крайней мере двое.

Янтовский был догадлив — сообразил, какая интрига закрутилась во «Франкфурте-на-Майне»; сообразил также, что Хорю с Барсуком мешать сейчас не надо. Тадеуш нашел себе правильное занятие — он заглядывал во все подворотни в поисках ночных сторожей. А вот Лабрюйер слушал и составлял диспозицию.

— Тело могли закинуть в такое место, где его не сразу найдут. Далеко тащить бы не стали, — сказал он. — Через Александровскую переносить тоже бы не стали. А вот донести до канала и сбросить в воду — могут.

— До канала — чуть ли не верста, — возразил Янтовский.

— Красницкий крепок и, кажется, силен, как буйвол. А тот, второй, я думаю, цирковой борец. Тоже не хилое создание.

— Уж точно, что не хилое, — согласился Янтовский и метнулся в следующую подворотню. Оттуда он извлек заспанного сторожа. Тот уже вовсю приготовился к зиме — был в длинном тулупе с высоким воротником.

Разумеется, он никого не видел, но вроде бы уловил сквозь сон голоса и шаги.

— Где-то там, — он показал рукой в сторону Эспланады.

— Значит, понесли к каналу, — сделал вывод Хорь. — Господин Янтовский, как насчет гимнастического упражнения, именуемого «бег»?

— Не смею возразить ясновельможному пану… или все-таки пани?.. — спросил Янтовский. Он видел «Каролину» в фотографическом заведении, и превращение эмансипэ в мужчину казалось ему очень сомнительным.

— Они намного нас опередили, но мы еще можем успеть. Револьвер! — этот приказ относился к Лабрюйеру.

— Держите, — он протянул оружие рукоятью вперед, Хорь взял револьвер и отдал Янтовскому.

— Ну, Господи благослови, — сказал он и побежал, Янтовский — следом.

Барсук повернулся к Лабрюйеру.

— Вам ничего на ум не бредет? — спросил он. — Это ваш город, вы тут все знаете.

— Канал — это одна возможность, и самая сомнительная, — немного подумав, ответил Лабрюйер. — То есть если туда бросить тело с грузом, оно какое-то время пробудет на дне, его течение понемногу потащит к реке. Но спокойно дотащить тело до канала можно в другое время, ближе к рассвету. Сейчас по улицам еще ходят, а возле канала можно напороться на влюбленную парочку. Хотя кусты и деревья облетают, но не всем охота валяться под кустом, иные пока еще просто прогуливаются, взявшись за ручки.

— В такую погоду?

— Для них нет погоды… — Лабрюйер вздохнул. — Отчего Хорь порет горячку и всех на это подбивает? Бежать, лететь, стрелять, револьвер ему подавай!

— Вы еще не знаете всех пакостей нашего ремесла, Леопард, — сказал Барсук. — Когда изо дня в день сидишь в засаде, ловишь какие-то мелочи, занимаешься сущей игрой в бирюльки, и вдруг происходит нечто, требующее действия… Мы должны действовать быстро, но при этом у меня, например, случается легкое помутнение рассудка: наконец-то можно и бежать, и стрелять! Что-то этакое случилось с Хорем. А вы походите столько времени в юбке, поиграйте дурацкую роль! Еще и не то сотворите, когда от юбки избавитесь…

— Ему опять придется влезать в юбку, Акимыч. Так… Дайте подумать…

Лабрюйер представил себе карту Риги.

Красницкий и его помощник поволокли тело по Церковной. Допустим, благополучно перебежали через Романовскую, но потом им придется пересекать Мельничную. А на Мельничной несколько борделей, там допоздна и орманы катаются, и пешие сластолюбцы шастают.

Долго стоять в тени какой-нибудь подворотни с телом, мертвым или же полумертвым, — обременительно. У них крепнет желание избавиться от Адамсона. Скорее всего, он мертв — или же должен погибнуть в ближайшие минуты…

Могли ли они, не доходя Мельничной, свернуть на Романовскую? Могли, пожалуй… И куда бы они доставили несчастное тело? Просто подбросили в любой двор? Вряд ли — тело нужно спрятать. Хотя бы на пару дней. Хотя бы до следующей ночи — чтобы приехать за ним… Да! Они не собирались убивать Адамсона, иначе приготовили бы транспорт — телегу или даже автомобиль!

Где можно быстро спрятать тело — так, чтобы его не нашли случайно жильцы и дворники?

Лабрюйер стал припоминать все события полицейской жизни, связанные с этой частью города — с условным квадратом, образованным Гертрудинской, Мельничной, Александровской и Николаевской. Ну, пусть это будет не квадрат, а прямоугольник — растянем его до Елизаветинской…

Событий было много — в первую очередь память вывалила, как кучу бумаг на стол, мошенничество с гербовыми бумагами, кражу мокрого белья с чердака, обезглавленный труп в гостинице и два весьма сомнительных изнасилования. Все это был сейчас совершенно лишним…

— Ну хорошо, — согласилась память, — а вот тебе, хозяин, чуть ли не первое дело, в котором ты принял участие, дело о бриллианте Богородицы… помнишь, господин Кошко посылал тебя к ювелиру на Малярной улице, который знал этот бриллиант и его точный вес в каратах?.. Помнишь?.. Помнишь, где спрятали сокровище?..

— Акимыч, — сказал Лабрюйер. — Есть одно место! Если Красницкий прогуливался со своей мадамкой по Эспланаде, то мог заметить! Там и до весны не найдут!

Эспланада была парком для избранных — поблизости, на Елизаветинской, стояли богатые дома. В хорошую погоду там блистали туалетами богатые дамы, хвастаясь и парижскими шляпами, и нарядными детишками. Со стороны Александровской часть парка занимал Христорождественский собор с примыкающим к нему участком. Со стороны Николаевской были построены Рижское биржевое училище, весьма причудливое здание в стиле краснокирпичной готики, и Художественный музей — по мнению образованных рижан, самая неуклюжая эклектика, какую только можно вообразить, с широченной лестницей, высоченными колоннами и огромным скульптурным фронтоном.

Бриллиант украшал оклад образа Богоматери. Когда он исчез, подозрение пало на церковного сторожа, который жил с супругой в подвале собора. Аркадий Францевич Кошко, бывший тогда молодым и решительным начальником Рижского сыскного отделения, выяснил, что сторожа уже однажды судили за кражу, и решил его арестовать. Естественно, подозреваемый не желал признаваться, обыск ничего не дал, и Кошко добыл правду необычным способом — перед тем, как выпустить сторожа, отправил в подвал собора агента Панкратьева, велев ему залезть под супружеское ложе и внимательно слушать. Так и выяснили, что бриллиант спрятан в полене, а полено — в поленнице, а огромная поленница — у задней стены собора. Там высились целые штабеля дров, агенты взялись за топоры и, расколов полторы сотни поленьев, нашли сокровище.

— Его могли положить за поленницу, — сказал Лабрюйер. — Ее днем видно за версту. Ночью вокруг собора никто не околачивается — разве что в пасхальную ночь там крестный ход шествует. Ограда невысока, одно звание, что ограда. А дрова наши батюшки запасают сразу на всю зиму.