— Сколько тебе лет? — спросила Виктория, после того как Амелия с очевидной неохотой вернула украшение.

— Скоро семь.

— Что ж, тогда на восьмой день рождения ты получишь свой quinceanero. Как насчет того, чтобы я подарила тебе этот браслет?

Амелия разинула рот.

— По-настоящему?

— Да. Но сейчас нам с твоим отцом нужно поговорить о взрослых делах, а у тебя есть работа. Приятно было с тобой познакомиться. А теперь беги.

К удивлению Паза, она послушалась.

— Она восхитительна, — сказала Виктория.

— Зависит от вкуса, — сказал Паз. — Но надеюсь, о браслете ты говорила серьезно. Она ничего не забывает.

— Еще как серьезно. Мне следовало сделать это давным-давно, как только я узнала о твоем существовании, но тогда я была трусливым куском дерьма и дрожала перед отцом. Неприятно, но правда. И снова я прошу прощения.

— Да ладно: я ведь тоже о тебе знал и, хотя ты мне ничего плохого не сделала, даже не попытался с тобой сблизиться. У меня нет даже такого оправдания, как у тебя.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Нарушила молчание Виктория.

— Итак, Джимми, что скажешь? Появится ли у меня, пусть с опозданием, старший брат? Поможешь ли ты мне?

— Можно, я подумаю? Это будет непросто, тем более что затрагивает не только меня.

— Конечно, я все понимаю.

Она достала из кошелька визитку и вручила ее. Это была карточка с логотипом «Кальдерон Инкорпорейтед», и на ней значилось: «Виктория А. Кальдерон. Управляющий».

— Управляющий, а? Быстро делаешь карьеру, сестренка.

— Приходится пошевеливаться. И тебя прошу о том же: вопрос, о котором я говорила, надо решать быстро, иначе в этом уже не будет смысла.

Она поднялась со стула, а когда Паз тоже встал, поцеловала его в щеку и вышла из ресторана.

Мать ждала его на кухне.

— Чего она хотела? — первым делом спросила миссис Паз.

— Мама, как ты вообще узнала, кто она такая?

— Не будь глупым, Йаго, уж мне ли не знать, что это за особа. Еще раз спрашиваю: чего она хотела?

— Она хотела, чтобы я нашел тех, кто убил Йойо Кальдерона. Раз уж ты спросила.

— И ты этим займешься?

Паз драматично поднял руку.

— Мама, о чем ты говоришь? Я занимаюсь здесь рестораном, у меня нет никаких возможностей. Я больше не коп… это просто смешно. Не говоря уже о том, что я терпеть не мог этого малого.

— Он был твоим отцом. Ты перед ним в долгу.

— И это говоришь ты, после того, как он обошелся с нами?

— Не важно, кем он был или что он сделал. Он дал тебе жизнь. Он часть тебя. Ты должен сделать, что можешь. Не говоря уж о том, сынок, что этим рестораном занимаюсь я, а не ты.

— Спасибо, мама, я чуть было не забыл. И ты забыла сказать: дескать, отец есть отец.

После этих слов мать впилась в него своим знаменитым взглядом, по силе воздействия сопоставимым с выстрелом из базуки. Обычно под этим взглядом лет тридцать его жизни куда-то пропадали, и он превращался в перепуганного, мямлящего мальчонку. Но не на сей раз. Сейчас Паз разозлился. Все подряд норовили манипулировать им, хотели принудить заниматься тем, чем он заниматься не хотел, и он считал, что это плохо кончится. Хуже того, ему хотят снова навязать работу детектива, а между тем у него вовсе нет уверенности в том, что он справится с ней без полицейской бляхи и пушки на поясе. При этом в глубине души он сознавал, что именно для этой работы и предназначен, и его призвание вовсе не жарить мясо на гриле, а значит, один раз он уже совершил ошибку, позволив уговорить себя вести жизнь, которая в определенном, глубинном смысле фальшива. Поэтому он встретил этот взгляд своим, полным гнева.

И вдруг с ужасом Паз увидел тяжелую, словно глицериновую слезу, которая медленно выкатилась из глаза матери и скатилась по коричневой щеке, а потом еще одна, а там и целая струйка.

Паз разинул рот, ибо никогда в жизни не видел, как плачет его мать: откройся у нее третий глаз, это удивило бы его меньше. Казалось, ее лицо утратило черты маски, вырезанной из красного дерева, внезапно став печальным и уязвимым. Паз ощутил ужас, словно земля перед ним вдруг пошла волнами.

— Что? Что с тобой? — беспомощно спросил он, и тут она, покачав головой из стороны в сторону, медленно и печально, надтреснутым от напряжения голосом сказала:

— Нет, я не могу сказать тебе, я не могу заставить тебя. Слишком поздно. Ты должен пойти один и сделать то, что ты должен сделать. — Она взяла свежее полотенце для рук из стопки на стойке, вытерла глаза, и, пока ее лицо скрывалось за этой завесой, на него вернулась привычная властная маска. — Дай мне знать. Мне потребуется время, чтобы найти кого-то вместо тебя на утреннюю смену.

С этими словами она повернулась и вышла из кухни, оставив Паза гадать, уж не привиделось ли ему все это.

Но полотенце для рук было там, на стойке, куда она бросила его. Он взял его и обнаружил, что оно еще было влажным от ее слез.

В этот момент появилась Амелия, в шортах и футболке, со своим платьем «хозяюшки» на вешалке.

Паз внимательно оглядел ее.

— Надеюсь, ты все та же, — сказал он.

— Что?

— Ничего, милая. Ты собралась пойти куда-то?

— Ага, но, папа, можно, мы остановимся на рынке и купим еще немножко «Фритос»?

— Еще «Фритос»? Я же на днях купил тебе упаковку из десяти пачек. Ты что, угощаешь всю школу?

Девочка сделала крохотный кружок носком кроссовки и заглянула ему в глаза.

— Не всю, но мисс Милликен говорит, что угощать друзей приятно.

— Ну ладно, — тут же согласился Паз, обрадовавшись постоянству дочери.

Раз так говорит мисс Милликен, так пусть кукурузные чипсы текут в школу нескончаемым потоком.

— А ты ешь только «Фритос»? — спрашивает девочка.

Они находятся высоко на дереве. В школе перемена. Сквозь шелест листвы слышны голоса играющих детей.

Мойе облизывает пальцы и насаживает маленький пакетик на веточку.

— Нет, я ем и другое.

— Где, в ресторане?

— Нет. Ягуар посылает мне еду, — отвечает Мойе.

Он обнаруживает, что вспоминает испанский в этих коротких разговорах с девочкой, хотя он не верит, что язык может выразить что-то сложное. Его гораздо больше, чем он думал, беспокоит неспособность свободно общаться с другими. Отец Перрин был прав, он не может по-настоящему говорить на языке уай'ичуранан, и Ягуар послал это дитя, чтобы помочь ему. Допустить ошибку перед девочкой не стыдно, особенно перед девочкой, которая, скорее всего, проживет недолго. Еще одна причина, почему Ягуар послал ее.