шире махнуть, сколько вернее попасть. Гектор же, будучи более в себе уверен, без конца осыпал доспехи соперника градом ударов; и вот кольчуга его изорвана, плоть окровавлена и обнажена, рука отяжелела; все ведет к тому, что впору бы ему обороняться, а не наступать. Наконец, ближе к полудню он снова усилил свой натиск. Удивленный и встревоженный таким оборотом, Марганор отошел и стал отбиваться по мере сил.

– Сир рыцарь, – сказал он, – я признаю вашу доблесть; но, поскольку мы воюем без веской причины, не досадно ли будет одному из нас окончить тут свою жизнь? Послушайте меня, давайте сложим оружие: мне лучше лишиться десятка моих воинов, чем винить себя в вашей гибели.

– Если вы хотите прекратить, рыцарь, признайте себя побежденным.

– Никогда, Боже упаси! И уж коли вы отвергли мое предложение, пусть честь достанется тому, кому ее дарует Бог!

Долго еще длился поединок. Наконец, Гектор последним усилием поднял меч обеими руками, ударил о шлем, рассек его и поверг сенешаля на колени. Затем он с легкостью сорвал с него шлем и закинул в трясину.

– Просите пощады!

– Нет! – ответил Марганор, высвобождаясь из его объятий. – Мне жарковато было в этом шлеме.

И наполовину прикрыв голову обломками щита, он норовит опять напасть, но теперь оттеснен до самого входа на мост.

– Поберегитесь, Марганор, – говорит Гектор; и становится между ним и краем моста. – Сдавайся!

– Нет! лучше умереть.

– Ну, так и умрешь.

Марганор пятится еще; он оступается, и Гектор в другой раз замечает ему, где тут можно ненароком угодить в болото. Дивясь такому великодушию, Марганор говорит про себя, что сам он был бы не настолько учтив. Новый удар по голове вынуждает его на шаг отступить; он падает, он по пояс погружается в топь.

– Не дай Бог, – сказал тогда Гектор, – чтобы такой добрый рыцарь нашел столь бесславный конец!

Он наклонился, ухватил его за руки и с превеликим трудом вытянул на дорогу.

– Каково вам сейчас? – спросил он.

– Слава Богу, вполне сносно для того, чтобы признать, что вы несравненный герой. Вот мой меч, я прошу у вас пощады.

Гектор подал ему руку и поддерживал его до барбакана. Им вышли навстречу, их приняли с восторгом. Прибыла дочь шателена, желая видеть не столько Марганора, сколько его победителя. Она сама отвязала Гектору шлем.

– Добро пожаловать, рыцарь, достойнейший любви наилучшей из дам! – сказала она, целуя его.

Когда возвратились в замок, она проводила Гектора в свои покои и сняла с него доспехи, не позволив коснуться его никому, кроме своих девиц. Она омыла ему руки, шею, лицо. Она накинула ему на плечи богатый плащ, и чем более она на него взирала, тем более была восхищена и опьянена. «Ах! – думала она, – сколько добродетелей, сколько совершенств! Мог ли Бог явить еще более милости человеку?»

Но для Гектора первейшей заботой было напомнить Марганору, что пора ему выпустить двух рыцарей Артурова дома. Сенешаль приказал привести их; Сагремор и мессир Ивейн прибыли и стали расспрашивать, кто их освободил; им назвали Гектора, и они были явно удивлены, что до сей поры не слышали о таком рыцаре. Но когда им пояснили, что он из Рестока, они обменялись понимающей улыбкой, которая не ускользнула от внимания Гектора.

– Мы припоминаем, – сказали они, – одного рыцаря, который однажды обошелся с нами довольно жестоко – со мною, Грифлетом и Кэем, на глазах у мессира Гавейна; а сам позволил глумиться над собою некоему карлику.

– Что ж, – ответил Гектор, – не лучше ли ему было сносить побои от карлика, чем биться против мессира Гавейна?

Этот ответ еще более поднял рыцаря в их глазах.

– Сир, – сказал Ивейн, – вы нам сказали, что вы из рыцарей королевы Гвиневры; давно ли вы расстались с нею?

– Нет; я простился с моею госпожой королевой, чтобы начать поиск одного доблестного рыцаря, имени которого я доподлинно не знаю. Однако есть у меня основания думать, что это мессир Гавейн; и я бы дал себе палец отсечь за то, чтобы это был не он; ведь я оказал ему так мало почтения и внимания, когда мне довелось увидеться с ним.

В тот же вечер Гектор заключил мир между сеньором Узкой Межи и Марганором, принесшим клятву от имени своего сеньора, Короля с Сотней Рыцарей. Когда они сидели за трапезой, в залу вошел оруженосец и попросил дозволения увидеться с Гектором.

– Сир, – сказал он, – вас приветствует Синадос Виндзорский. Он узнал, что вас задержали в замке Узкой Межи, и созвал своих рыцарей, чтобы идти вас выручать. Но вам, я вижу, не надобна никакая помощь.

Затем оруженосец поведал, как Синадос и его дама были избавлены от своих врагов. Весть об этом втором подвиге Гектора достигла ушей девицы, уже и без того воспылавшей любовью.

– Дитя мое, – сказал ей отец, – хотела бы ты выйти замуж за победителя Марганора?

– Настолько, что ни о ком ином и слышать не желаю.

Тогда отец отвел Гектора в сторону и спросил, не угодно ли тому взять его дочь в супруги, получив и замок в придачу.

– Сир, я себе не хозяин: слишком многое мне предстоит совершить, чтобы обзаводиться супругой или владеть землей. Не подумайте, что я отказываю вашей дочери или предпочел бы ей другую девицу мне по нраву.

Дочь, которой передали ответ Гектора, поклялась не иметь супругом никого, кроме него; а отец, одобрив ее решимость, вернулся побеседовать с Гектором до того часа, который располагает ко сну.

Девица приготовила ложе своему возлюбленному в уединенном покое, и когда все уснули, пробралась в этот покой с одной из своих служанок, державшей перед собою целый пучок свечей. Она остановилась чуть позади ложа, преклонила колени и долго пребывала так неподвижно. Гектор не спал, но мыслями витал далеко. Наконец, заметив ее, он протянул к ней руки:

– Любезная сударыня, – сказал он, – милости прошу! Что за нужда привела вас сюда?

– Сир, – ответила девица, плача и отводя за плечи свои длинные косы, – не подумайте дурно обо мне, если я явилась в столь поздний час; я пришла лишь затем, чтобы принести вам жалобу на вас же: вы один можете передо мною ответить.

– Сударыня, поверьте, я готов искупить вину, ежели она лежит на мне. В чем же она?

– Сир, вы отказали моему отцу, когда он предлагал меня выдать за вас. Скажите мне, в чем причина такого отказа?

– Милая моя, Бог мне свидетель, она не в том, что вы недостаточно красивы, умны, богаты для самого отважного из рыцарей; но пока я не завершу предпринятый мною поиск, мне не подобает брать себе