промоин, основательный кирпичный мост, не хуже, чем в незабвенном Липовце, черную линию дороги, тянувшуюся от моста через ровное, как стол, заснеженное поле. Река широкой дугой огибала городскую стену. Илке с верхней площадки угловой башни были хорошо видны ряды лодок, вытащенных на берег, проруби с ведущими к ним мостками, пестрые крыши тесно поставленных вдоль реки лачуг. Город не помещался в старых стенах, да и о самих стенах, похоже, не слишком заботились. Башня, на которую они попали, была явно заброшена.

– Хорошо! – сказала Ланка, становясь рядом с Илкой. – Простор… Ветер дует…

Теплый влажный ветер нежданной оттепели растрепал ее светлые волосы, прикрытые платком. Одинокий отбившийся завиток трепетал у пухлых розовых губ. Илка внезапно сообразил, что они здесь совершенно одни и никто на свете не может ему помешать. Сообразил и, схватив Ланку в охапку, впился ртом прямо в соблазнительный локон. Мимолетно успел удивиться, до чего Ланка тощая, и тут же согнулся пополам, задыхаясь от боли. Прекрасная дочь полковника Града для начала засветила ему острым каблучком по голени, а потом костлявым коленом в пах.

– Козел! – выдохнула она и нежным голосом добавила парочку особо скверных ругательств.

– Ну ты даешь, – пробормотал Илка, сидя на разбитом каменном полу, – а еще девушка из приличной семьи.

– Фамочка научила, – с гордым видом улыбнулась Ланка, – у них в Норах иначе нельзя. Лучше бы я с Варкой пошла. Он бы ни за что не стал бы…

– Ему это не надо, – проворчал Илка, с трудом поднимаясь, – вы все и так ему на шею вешаетесь. Одно слово, красавчик. Принц.

– Он бесстрашный.

– Потому что дурак. Только дураки ничего не боятся.

– И надежный.

– Зато я… – проворчал Илка и отвернулся. Лепетать что-то про свою вечную неземную любовь казалось ему очень глупым.

– Что зато?! – Прекрасная Илана в раздражении топнула маленькой ножкой в обшарпанном ботинке.

– Ладно, – вздохнул Илка, – надо как-то спуститься. А потом найти эту улицу Королевы Светаны.

– Господин Лунь сказал – Королевы Цвертины.

– Пошли вниз, там разберемся.

* * *

Приречная Бренна оказалась выстроена на редкость бестолково. Старинная крепость на высоком берегу Тихвицы давно не вмещала в себя всех желающих поселиться в богатом речном порту на границе Пригорья и княжества Сенежского. Городские постройки выплескивались из крепостных стен. Внутри же крепости дома в три-четыре этажа жались друг к другу так тесно, что между ними не пролез бы и таракан, которых в городских лавках водилось превеликое множество.

Улица Королевы Цветаны, такая же узкая и извилистая, как прочие бреннские улицы, издавна славилась своими модными заведениями. Лавки соперничали между собой красотой и размером вывесок, болтавшихся над головами прохожих чуть ли не друг на друге. Дела шли не слишком хорошо. Война еще не коснулась Бренны, но лишних денег ни у кого не было.

Госпожа Амелия скучала у большого окна за частым переплетом решетки. Кресло было удобным, печка уютно потрескивала, работа спорилась. Коклюшки так и мелькали, однако дверной колокольчик сутра не звонил ни разу. Прохожие сновали мимо лавки, чавкал под ногами талый снег пополам с городской грязью, но ленты, банты и кружева никому не требовались.

Вот в окне появилась юная парочка. Девица, фарфороволицая блондиночка, была так хороша, что госпожа Амелия охотно взяла бы ее в свою лавку для привлечения покупателей. Кружевные чепцы куда лучше смотрятся на хорошенькой головке, чем на восковой болванке. Девица вертелась, разглядывая вывески и выложенный за окнами товар. Чудные голубые глаза сверкали как у голодной кошки. Коренастый широкоплечий парень, следовавший за ней мрачной тенью, модным товаром не интересовался. Его взгляд не отрывался от маленьких ножек, неуверенно переступавших через лужи в поисках сухого места, нескладная, красная от холода рука, смешно торчавшая из слишком короткого рукава, то и дело тянулась поддержать девицу под локоток. Девица услуги принимала, но морщилась, всем своим видом показывая, как ей это противно.

«Дурачок, – усмехнулась госпожа Амелия, – водит она тебя. Вот ведь, голод, война, а молодежи все нипочем. Но здесь они ничего не купят. Должно быть, из этих, из беженцев».

Звякнул колокольчик. Юная парочка проникла внутрь.

* * *

– Я не торгую краденым, – сказала госпожа Амелия, – уходите, или я позову стражу.

Ланка с Илкой переглянулись.

– Госпожа! – воскликнула Ланка, глаза которой немедленно наполнились слезами. – Как вы могли подумать! Эта вещь принадлежала моей несчастной матери.

– Только не говори мне, что твоя мать была крайна.

«Хотя, если судить по внешности, без крайнов тут не обошлось, – внезапно подумала госпожа Амелия, жадно глядя на кусок кружева. – Продать такое дочери городского старшины, и это покроет все долги по лавке».

– Как можно, госпожа. Просто моя мать была родом из Трубежа, и госпожа Анна… Ведь вы слыхали о госпоже Анне?

Поджав губы, госпожа Амелия скупо кивнула.

– Госпожа Анна благоволила к моей матушке, – продолжала Ланка, слово в слово повторяя историю, сочиненную крайном, – и подарила ей это для свадебного убора. Матушка вышла замуж, перебралась в Белую Криницу и вот… – Тут Ланка зарыдала всерьез. Это было совсем не трудно. Стоило вспомнить о своей настоящей семье.

– Понятно, – протянула госпожа Амелия.

– Это все, что у нас осталось, – Илка решил взять дело в свои руки, – мы уже два дня ничего не ели.

– Хорошо, – решилась госпожа Амелия. – Кружево старое. Ношеное.

Она посмотрела на свет.

– Вот здесь, здесь и здесь нитки совсем потерлись. Пять монет.

– Пятьдесят, – твердо сказал Илка. Он чувствовал, что и пятидесяти мало, но раздражать противную торговку было нельзя.

Торг затянулся. Госпожа Амелия упирала на то, что кружево, возможно, краденое. Илка пытался немедленно забрать его и отправиться в соседнюю лавку. Ланка успокоилась, соскучилась и принялась рассматривать украшенные лентами чепчики, кружевные воротнички и пряжки с бантами. Заметив это, госпожа Амелия предложила в придачу к деньгам что-нибудь из своего товара. Илка наотрез отказался. Госпожа Амелия раскраснелась и начала задыхаться. Илка запарился в своей вонючей душегрейке, но сохранял каменную невозмутимость. В конце концов сошлись на тридцати. Госпожа Амелия выложила деньги. Илка тщательно проверил каждую монету и только после этого выпустил из рук уголок кружева.

Спрятав драгоценный лоскут в укладку с двойным дном, трижды повернув ключ, госпожа Амелия несколько успокоилась и вдруг кое-что сообразила. Юнцов нельзя отпускать. Если то, о чем она вдруг подумала, правда, городской старшина будет вечно ей благодарен. Льготы и привилегии из этого могли последовать неимоверные.

– Горячего сбитня? – предложила она. – Пива? Голодными я вас отсюда не отпущу.

На столике у окна мгновенно появились толстые дымящиеся кружки, ломтики пирога, печенье.

От еды эти несчастные, конечно, отказаться не смогли,