Роджерс едва не поперхнулся водой из стакана, который только что поднес к губам.

– Вы собираетесь говорить с этими головорезами, мадам?! – испуганно переспросил он. – Святые угодники, да вы даже не представляете, что это за ужасные люди! Воры, бандиты, убийцы…

– Френк, мне отлично известно, что благонамеренные граждане крайне редко попадают на каторгу! – Виктория окинула управляющего слегка насмешливым взглядом. – Если это и случается, то лишь в результате какой-нибудь чудовищной ошибки. Я вполне отдаю себе отчет в том, что собираюсь делать. Поезжайте и выполните мое приказание. В конце концов, вы же сами сказали, что хозяйка здесь я!

– Хорошо, мадам, – неохотно согласился Роджерс. – Будет так, как вы скажете.

Едва управляющий покинул дом, Виктория кликнула Сэма, который всю эту неделю жил в Риверсайде, оправляясь от полученного потрясения. Молодого человека немало удивило, когда она попросила его одолжить ей кое-что из его одежды. Однако стоило ему узнать, для чего это понадобилось Виктории, как он едва не запрыгал от восторга.

– Я всегда знал, что вы самая смелая и решительная англичанка, миледи, – заявил он, сбегая вслед за ней с крыльца. – Мистер Ред не ошибся, выбрав себе такую жену.

– Придержи-ка свой длинный язык, а не то я попрошу негритянского колдуна лишить тебя возможности болтать глупости! – сердито оборвала его Виктория. Но, к ее собственному немалому удивлению, она почувствовала себя скорее польщенной, чем разгневанной. Это открытие порядком озадачило Викторию, но подумать об этом сейчас ей было некогда.

Лица охранников вытянулись, когда они увидели хозяйку имения в мужских штанах и полотняной рубашке с закатанными рукавами. Но вскоре изумленные взгляды сменились одобрительными, и Виктория поняла, что не ошиблась, одевшись, как все здесь, по-мужски. В самом деле, появись она перед этими людьми в нарядной амазонке, это скорее всего вызвало бы лишь пренебрежительные улыбки и насмешливые перешептывания. Тем более что многие не одобряли ее намерения вести переговоры с каторжниками, посчитав это причудой наивной юной леди.

Следуя за Роджерсом в караульное помещение, Виктория с трудом сохраняла внешнее спокойствие. Она сильно опасалась, что каторжники, пользующиеся у своих товарищей авторитетом, окажутся похожими на Рыжего Саймона. Но, к ее огромному облегчению, ни один из пяти зачинщиков беспорядков не напоминал это чудовище в человеческом облике. Однако выглядели они довольно мрачно, если не сказать – угрожающе. Виктория невольно поежилась при мысли, что в один прекрасный день эти люди окажутся на свободе и станут спокойно разгуливать по лондонским улицам. И тут же не сдержала улыбки, представив на своем месте какую-нибудь из своих изнеженных лондонских приятельниц. Боже, да любая из этих чувствительных девиц лишилась бы чувств при одном виде этих людей!

Объявив зачинщикам беспорядков, что с ними желает говорить сама хозяйка, Роджерс отступил в сторону, пропустив Викторию вперед. Пять угрюмых лиц повернулись в сторону девушки, и она едва сдержала малодушный порыв спрятаться за спину рослого охранника. Но мысль о лежащей на ней ответственности придала Виктории душевных сил, и она решительно выступила вперед.

– Я – Виктория Шарп, жена владельца этих рудников, и пока мой муж находится в отъезде, я являюсь здесь главной, – громко, строгим и внушительным тоном произнесла она, обводя взглядом по очереди лица всех каторжников. – Сегодня мой управляющий сказал мне, что часть наших работников чем-то недовольна. Среди зачинщиков беспорядков были названы ваши имена. И вот я пришла к вам, чтобы узнать, в чем дело.

Прервавшись, Виктория выжидающе посмотрела на каторжников. Какое-то время они молчали, то бросая на нее хмурые взгляды из-под насупленных бровей, то обмениваясь непонятными взглядами между собой. Но вдруг один из них, самый молодой на вид, слегка прищурился и негромко, как бы не обращаясь ни к кому, проронил:

– Помнится, когда мы только что прибыли в порт, Рыжий Саймон облапил какую-то молоденькую красотку. Я тогда сильно удивился, что это безнаказанно сошло ему с рук.

Виктория почувствовала как к лицу хлынула кровь. Этот намек был равнозначен оскорблению! Но, как ни странно, нарочитая дерзость каторжника заставила ее почувствовать себя увереннее. Ей бросили вызов, а значит ее вовсе не воспринимали, как пустое место.

– Ваш Рыжий Саймон – просто дурак, – отрезала Виктория, презрительно поведя плечами, – потому что только круглый дурак способен по собственной воле сунуть голову в петлю. А те, кто последовал его примеру, – стадо безмозглых баранов. Тебя удивляет, что мой муж не наказал негодяя, оскорбившего его жену? – Она повернулась к молодому каторжнику, направив указательный палец ему в грудь. – Так я растолкую тебе, почему он так поступил. Он простил Рыжего Саймона потому, что видел в нем человека, а не рабочую скотину, предназначенную на убой. Как и во всех остальных. Посмотрите хорошенько друг на друга – разве хоть один из вас выглядит замученным непосильной работой? Разве кого-то на шахтах Редьярда Шарпа заставляли работать, когда он болел? Вот ты, подойди ко мне! – Виктория указала на одного из каторжников, и он сделал шаг вперед, не без опаски поглядывая на разошедшуюся хозяйку. – Как твое имя?

– Ян Джонсон, мэм, – растерянно буркнул тот.

– За что ты приговорен к каторжным работам?

Каторжник смущенно откашлялся.

– Я ограбил торговца, ехавшего из Эдинбурга в Йорк.

– Грабитель с большой дороги. – Виктория медленно прошлась перед каторжником, смерив его понимающе насмешливым взглядом. – Ну, и каким же по счету был тот торговец, за которого тебя сцапала полиция? Наверняка не первым и не вторым! Я вижу у тебя на плече клеймо – ты уже не в первый раз отбываешь каторгу за грабеж?

– Второй, мэм, – удивленно моргая, подтвердил каторжник. В его выцветших глазах появилось нечто похожее на уважение, и Виктория мысленно поздравила себя с небольшой победой.

– Где ты отбывал каторгу в первый раз?

– На севере Шотландии, в одном из портов.

– А где тебе было легче, Ян? Там или здесь?

На морщинистом лице каторжника проступила нечто похожее на чувство вины, он отвел взгляд в сторону, но тут же снова посмотрел на Викторию.

– Здесь, на шахтах, гораздо легче, несмотря на проклятую жару. В доках нас заставляли работать с рассвета до глубокой ночи, не разбирая, кто болен, кто здоров. За пять лет у меня не было ни одного выходного дня. Люди умирали, словно мухи, от такой работы.

– Так чем же ты недоволен, Ян? Зачем сбиваешь с толку людей россказнями о том, как хорошо живется сбежавшим каторжникам?

– Да это, собственно, не я первый начал… – Ян Джонсон мрачно покосился на молодого каторжника, и тот попытался спрятаться за чужую спину.

– А тебя как зовут, острослов? – Виктория поманила пальцем оскорбившего ее каторжника и едва сдержала торжество во взгляде, когда он понуро вышел вперед.