И все, что я могу ему ответить, – позволить заглянуть в свои глаза и увидеть в них то уважение, которое я к нему испытываю; именно его слова о чести и достоинстве воина заставили меня однажды задуматься: а много ли правды в том, чем мы занимаемся на Лилее? Задуматься и понять, что мои представления о счастье: своем, своих детей, тех немногих, от кого я могу не скрывать испытываемых мною чувств, были неполными. Что можно получать радость не только от того, что поднялся еще на одну ступеньку по военной лестнице, не только от того, что выучка твоих теров выше, чем у твоего соперника, но и от того, что тебя кто-то любит. Не за то, что тебе многое доступно, а просто потому, что ты есть.

И возможно, лишь благодаря ему (несмотря на то, что таких разговоров с ним мы не вели) я смог увидеть в жителях Лилеи не врагов, не тех, кто должен подчиниться порядку, навязываемому правителем Дарианы, а просто живых существ. Со своими устремлениями, желаниями и слабостями.

Правда, до той встречи с Единственной, мои сомнения так и оставались лишь сомнениями. И вполне вероятно, что они бы затмились блеском положения, которого я достиг, и померкли перед возможностями, которые передо мной открылись. Растворились бы в тех хитроумных операциях, каждая из которых давала мне ощущение могущества, и в наслаждении тем, что я могу играть чужими жизнями. Утонули бы в реках крови, в бушующем в жилах адреналине, в страхе, который я бы ощутил, как только черные воины во имя Хаоса и во славу Дарианы уничтожили этот мир.

Но тот случайный взгляд сделал то, что не смогли сделать сотни лет пребывания на Лилее. Ни те беседы о мироустройстве, о добре и зле, о любви и ненависти, о жизни и смерти, которые мне довелось вести с людьми, эльфами, демонами, драконами. Ни те манящие глубиной голубые, искрящиеся гранями изумрудные, смущающие похожестью карие, бросающие в бездну черные глаза красоток, которые искали и находили удовольствие в моей постели. Ни даже страшная смерть двух женщин, что подарили мне детей и чьи крики ужаса, когда их забирала к себе Пустота, повторялись в моих самых страшных ночных кошмарах.

Лишь один случайный взгляд, который смешал все мои мысли и заставил меня понять, чего я хочу от этой жизни. Осознать, что за то, чтобы стать счастливым, мне придется бороться. Измениться самому и изменить все вокруг себя, отказаться от того, что было основой моего существования.

А если придется, то и погибнуть. Или выжить, сделав для этого все немыслимое, потому что даже перспектива рассеяться в Хаосе не была столь страшна, как возможность больше ее не увидеть.

И ради этого я готов был рискнуть.

– Я тоже на это надеюсь, экселленц. – А вот ему – полное приветствие: не просто склонить голову, а замереть, практически касаясь подбородком груди и удерживая согнутую левую руку за спиной.

Он отступает в сторону, когда я выхожу вслед за кондером, и, скорее всего, смотрит мне вслед, пока я иду по длинному коридору, стараясь не замечать взглядов, которыми меня провожают мои воины, и гордясь тем, что в их глазах нет ни тени презрения: лишь досада от того, что они не могут выполнить единственный приказ, который я им не отдам, – освободить меня.

На выходе из здания, в котором мы обосновались, к нам присоединяются еще два мага. И я с трудом удерживаю вздох облегчения: квалификация этой парочки не позволяет им работать с межмировыми порталами, а на Лилее казематы внутреннего круга есть только на единственной в этом мире стационарной базе. А уж ее-то план мне хорошо известен: пришлось довольно долго служить там, пока меня не произвели в коммандеры.

И остается надеяться, что моя удача не окончательно покинула меня, и варлахам не стали известны созданные мною заклинания, которые могут при случае не только увеличить мои шансы на успешный побег, но и, если ничего другого мне не останется, сделать мою смерть менее болезненной.

Мы не успеваем сделать еще нескольких шагов с крыльца, украшенного статуями, изображающими откровенные сцены, как прямо перед нами разворачивается переход. И уже спустя мгновение выходим в том самом портальном зале, дорогу из которого я знаю едва ли не на ощупь.

Еще четверка воинов с той же серебряной окантовкой на верхнем покрывале встает по бокам от меня, как только мы спускаемся с небольшого постамента, на котором закреплены управляющие кристаллы, и мой энтузиазм несколько падает: похоже, мысль о недоразумении – последнее, что приходило в их головы.

Опять длинный коридор, но только не завешенный коврами дивной работы, ощущение падения, когда матрица переноса перебрасывает нас на нижние уровни, и вновь проход, стены которого уже выложены потемневшим от времени и сырости камнем и украшением которого служат расположенные через равные промежутки с обеих сторон камеры. В некоторых открыты двери. Не знаю, на что рассчитывал тот, кто вздумал мне устроить эту экскурсию по подземелью и продемонстрировать внутреннее убранство моих будущих покоев, но если он ожидал, что это заставит меня задуматься о сотрудничестве, – сильно ошибся. Хотя стоит признать, что пыточные столы, которые несколько раз мелькали перед моими глазами, вполне могли произвести впечатление на кого-нибудь пониже меня рангом и помладше возрастом. В мои годы я и не такого насмотрелся: насколько бы лояльно я ни относился к местным, но методы, которыми действуют в своих застенках те же демоны, не сильно отличаются от тех, которые мне, возможно, предстоит испытать на собственной шкуре.

– Прошу. – Кондер останавливается напротив очередной открытой двери и делает приглашающий жест.

Жаль, что наш кодекс не разрешает проявлять эмоции, а то бы я мог увидеть немало ехидства на его лице. Впрочем, под лицевым платком чего только не спрячешь, а проникнуть сквозь его ментальные щиты я сейчас не могу.

Но прежде чем я переступаю порог моих персональных апартаментов, раздается следующий приказ, который лишает меня последнего оптимизма:

– Набиру.

Я позволяю себе замереть и медленно, очень медленно, давая возможность в каждом мгновении моего движения разглядеть ту опасность, что я собой представляю, даже в таком, не самом выгодном для меня положении, оборачиваюсь к тому, кто делает очередную попытку лишить меня достоинства.

– Я еще раз прошу уточнить: мы говорим об аресте или об ответах на некоторые вопросы? – Мой голос не просто спокоен, он холоден и лишен даже проблеска жизни.

– Пока все еще об ответах. – И в его глазах мелькает страх. Хотя из нас двоих – это я не в самом выгодном положении.

– Тогда я считаю ваше требование снять набиру излишним. Или мне расценивать это как намеренное оскорбление? – И я демонстративно касаюсь застежки, продолжая немигающим взглядом требовать от него ответа.

Похоже, моя выдержка снова выручает меня, и кондер вынужден согласиться. Но по тому, как вспыхивает и мгновенно гаснет ярость в его зрачках, я могу сказать: каким бы ни был исход этой истории, у меня появился новый враг, который сделает все, чтобы отомстить мне за эти минуты.

И я прохожу внутрь, слыша, как за моей спиной закрывается толстая дверь, усиленная впитывающими магию нашлепками. Одно лишь радует: в интерьере, который очень далек от моих представлений об удобстве и уюте, отсутствуют те самые предметы, которыми меня пытались запугать по дороге.