Сказать вышло искренне и то, что чувствовал. Не мог не сказать:

— Дашка, я люблю тебя…

Даша

О, нет. Нет, нет, нет!

Я повторяла это себе все время, пока утром собирала детей в школу, а позже бежала с Сонечкой в детский сад, не видя перед собой дороги и не слыша ничего вокруг.

Как это могло случиться с нами? Снова! Я ведь уже готова была все рассказать! Но Воронов, словно наваждение или сон. Стоило ему коснуться меня, прижать к себе, и я вновь потеряла контроль. Так почему он на меня так действует?

Мы долго занимались любовью — ничем другим это нельзя назвать, и я даже не поняла, когда уснула. Ночью некогда было винить себя за совершенное, совесть спала и все, что хотелось, это самой любить и отдавать. Зато утром, как только глаза открыла, чуть почва из-под ног не ушла при виде широких плеч и крепкой спины Андрея, от которой я с таким трудом оторвалась.

О, нет. Нет, нет, нет!

Даже если мне не послышалось (а мне не послышалось), он сказал это не серьезно, а по вине обстоятельств. Ну не мог же Андрей и в самом деле почувствовать ко мне то, в чем признался? Неделя — это же так мало! И так больно от понимания, что такого в моей жизни больше не повторится. Пусть слова были обманом, но ведь мы оба не притворялись!

Ну почему, почему самые лучшие сказки всегда такие короткие?

Я выскользнула из детского сада и заторопилась, чтобы не опоздать на работу. По пути на остановку, набрала номер подруги.

— Петушок? — Тамарка сонно зевнула в трубку. — Ты? А чего так рано-то?

— Томка, просыпайся! Если я кому-нибудь не расскажу, то сойду с ума! А я не могу рассказать лишь бы кому! У меня катастрофа личного масштаба!

Сон с Мелешко, как рукой сняло.

— Что случилось, Даш? — выдохнула Тамарка обеспокоенно, и я догадалась, что она приподнялась в кровати.

— Он сказал, что любит меня!

— Кто?

— Мелешко, ты издеваешься? Я вообще-то только с одним мужчиной живу! Другого у меня нет!

— И-и что?

— И ничего! Меня, понимаешь?!

— Не очень.

— Но это же Воронов! Он меня терпеть не может, едва выносит и вообще верит всяким слухам! Он не умеет любить. То есть, не должен! А вчера королевой назвал, представляешь? И так смотрел…

— Дашка, а можно начать с подробностей, а то я с утра плохо соображаю.

В подробности вдаваться не хотелось, но я сама первая начала.

— Мы вчера в ресторан ходили, Андрей пригласил, — начала рассказ. — Потом гуляли. А потом в кинотеатре случайно встретили Славку.

— Постой, какого еще Славку? Петушка, что ли, твоего?! — ахнула Тамарка.

— Да. Только какой он мой? Я его едва узнала, такой здоровяк стал! И ничуточки я по нему не скучала, видеть не хотела!

— И что? — повторила свой вопрос подруга.

— А то! Я так испугалась, когда он полез ко мне обниматься! Думала, что Андрей его прибьет! А заодно и меня, когда узнает, кто из них двоих на самом деле Петушок, а кто Воронов. Сердце ушло в пятки! Хорошо, что Славка все понял и отвязался — он всегда конфликтов избегал, даже со мной ничего не выяснял, просто уехал.

— Козел! — веско резюмировала Тамарка. — А Андрей-то что?

— Обиделся и, кажется, приревновал. Я уже решилась ему все рассказать и… и не вышло!

— Почему?

— Потому что мне духу не хватило, и потому что с ним невозможно спорить!

— Ну, это я заметила, — поддакнула подруга. — А про любовь-то когда сказал?

Даже на бегу я почувствовала, что краснею. Призналась, пристыженная собственной совестью:

— Ночью. Я не ждала, он сам. А теперь не знаю, что со всем этим делать. Он же не забудет.

— А что ты можешь сделать? Такого мужика попробуй, заставь что-либо сказать! Скорее лед в Антарктиде растает! Но ты, конечно, ничего ему не ответила, да?

— Ничего. Я больше не могу его обманывать, а как все рассказать — не знаю.

— Да просто скажи, как есть! Твой Воронов адекватный мужик, разберется. Другой бы нас с Лизкой сразу из квартиры выставил, а этот целый час терпел. А все ради тебя!

— Дело не во мне, Тома! Ты даже не представляешь, какой он гордый! Он не простит! Я должна была помнить, а я уши развесила! А теперь Андрей думает, что любит меня, и что я его тоже.

— А ты, значит, не любишь? Терпеть его не можешь, да?

— Ой, Томка, я сейчас разревусь!

— Понятно. Ты где сейчас?

— Бегу на работу.

— А Воронов?

— Спит, но скоро тоже уйдет — его немцы сегодня снимаются с якоря и выходят в залив. Теперь главное дождаться вечера и после работы все ему рассказать. Он, конечно, меня возненавидит, но я очень надеюсь, что сержант Лешенко уже нашел преступников. Тамар, — обратилась к подруге с новой идеей, — а может, мне ему письмо написать с признанием? Все равно он меня уволит и видеть не захочет, я его знаю.

— Какое еще письмо? Тоже мне, Татьяна Ларина нашлась! А ну не трусь, Дашка! Что, значит, уволит? Да пусть увольняет, если дурак, а ты у нас тоже девушка гордая! Да подумаешь, не один «Сезам» на целом свете! И не один Воронов! Мы тебе еще лучше жениха найдем! — Тамарка помолчала и выдохнула грустно: — Тренера по зумбе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я помолчала и тоже вздохнула — чуть не споткнулась на ледяной кочке.

— Очень смешно.

— Ну, не плакать же.

Это она верно заметила, но реветь хотелось — одновременно от досады на себя и жалости к себе. Иногда и так бывает.

— Дашка, а хочешь мы с Костиком придем сегодня? Тортик купим — твой любимый «Киевский»? Школу вспомним, а? Помнишь, как Бобриков тебя в третьем классе дразнил рыжей, а мы его поймали и портфелями отлупили? Он еще папе нажаловался, и мы до темноты прятались в детском саду, пока нас милиция не нашла.

— Хочу.

— Ты только нос не вешай. В конце концов, ты же не личную выгоду преследовала. Вот пусть полиция все Андрею и объясняет! Да он тебе вообще должен сказать спасибо, что жив остался!