Лишь к середине июля он нашел подходящее помещение. Только что было закончено строительство многоквартирного дома около Ринга по заказу императора Франца–Иосифа. Архитектором был некий Шмидт, спроектировавший импозантную ратушу Вены. Арендная плата была умеренной, комнаты – большими, здание имело красивый внутренний дворик, а лестницы украшены орнаментами, милыми сердцу венцев. И все же двенадцать привлекательных квартир пустовали! Этот дом искупления был построен на месте Рингтеатра, сгоревшего в чудовищном пожаре 8 декабря 1881 года, когда погибло почти четыреста венцев. Напоминание об этом событии было настолько болезненным и печальным, что люди отказывались въезжать в этот современный и красивый многоквартирный дом в Вене.

Дом отвечал запросам Зигмунда: выгодное расположение – всего в квартале от университета, Обетовой церкви с ее парком и на расстоянии одного–двух кварталов от Городской больницы. Когда смотритель провел его по апартаментам на первом этаже в угловой части дома, выходящей на обсаженный деревьями торговый бульвар Марие–Терезиенштрассе, Зигмунд нашел, что они идеально спланированы. Аренда стоила больше, чем можно было позволить себе в настоящий момент, но он рассудил: «Все стоит дороже, чем я могу себе позволить сейчас!» На деле же, если подсчитывать по реальным венским ценам, помещение сдавалось за половинную стоимость. Зигмунд не мучился угрызениями совести, въезжая сюда; представившуюся возможность нельзя упустить.

Он написал Марте, не скрывая мрачные подробности трагического пожара. Он спрашивал, согласна ли она переехать в дом с такой славой; по его мнению, он стал бы прекрасным местом для начала их совместной жизни и для практики. Марта быстро сообщила о своем согласии по телеграфу. Она также согласилась с тем, что он и Роза обставят квартиру, взяв за образец то, что Зигмунд видел в Гамбурге. Благодаря подаркам тетушек и дядюшек Марта располагала приданым, оценивавшимся в две тысячи долларов. На эти деньги можно было обставить помещение, приобрести прочную мебель для гостиной, столовой и спальни. Роза должна прислать ей образцы ковров и занавесей. Она вышлет деньги, как только потребуется оплата. Столовую посуду, серебро, стекло и постельное белье покупать не нужно – будет много подарков от семьи Бернейс и от семьи Филиппс, от Фрейдов и друзей Зигмунда.

Зигмунд боготворил свою невесту за ее спокойный, деловой разум, но иной была его будущая теща. Он получил письмо от фрау Бернейс, которая только что узнала о намерении Зигмунда жениться на Марте в середине сентября, а не в конце года и всего лишь после шестинедельной частной практики. Письмо было подобно самой большой взбучке, какую он когда–либо получал. Фрау Бернейс писала о «безрассудстве» поспешной свадьбы, называла его непрактичным, а также иррациональным, безответственным и бесконечно глупым!

Армейский лагерь в Оломоуце показался ему на первый взгляд гнусной дырой. Однако размышлять об этом было некогда, ибо ему предстояло вставать в полчетвертого утра и до полудня маршировать вместе с солдатами по каменистым полям в целях отражения фиктивного нападения на черно–желтый австрийский флаг. Разыгрывалась попытка взять крепость, а доктору Фрейду надо было лечить солдат, якобы получивших ранения. Солдаты были набраны из числа резервистов и явно не пользовались благоволением Генерального штаба. Когда они лежали в поле и над их головами грохотали пушки, мимо проехал генерал и хрипло закричал:

– Солдаты, знаете ли вы, что вы вряд ли бы еще дышали, если бы использовались настоящие снаряды? Вы все были бы мертвы!

В полдень Зигмунд прочел лекцию о полевой гигиене. Солдаты хорошо посещали этот курс, и он подозревал, что это вменялось им в обязанность. На самом же деле отношение к лекциям было настолько хорошим, что отвечавший за них офицер отдал команду перевести их на чешский язык, а Зигмунд получил звание капитана, полкового врача. Зигмунду казалось, что он возненавидит этот месяц, но, к собственному удивлению, его заботы, проблемы и тревога за будущее испарились под жарким солнцем. Он загорел на свежем воздухе, отменно питался в офицерской столовой, крепко спал после физической усталости, был предупредительно вежлив со старшими офицерами и заботился о больных, госпитализированных, как правило, по поводу дизентерии, солнечных ударов или сломанной лодыжки. Кризис возник, когда у одного солдата появилось подобие двигательного паралича. Доктор Фрейд с большой осторожностью ухаживал за солдатом, начав с инъекций мышьяка. К концу недели симптомы исчезли. По его мнению, это был случай истерии, но Зигмунд не написал об этом в своем письменном отчете. К концу месяца службы контрольное бюро дало ему отличную оценку не только за медицинское обслуживание, но и за отношение к маневрам и к австро–венгерской армии в целом.

Он вернулся в Вену, сменил мундир на гражданскую одежду и сел на первый поезд, направлявшийся в Гамбург. В чемодане у него лежал фрак, плиссированная сорочка и черная бабочка для церемонии в ратуше. У него было мало времени, и, только сев в купе второго класса, он осознал, что прежней тревоги не было.

Он поехал в Оломоуц с раздражением, а сейчас был рад тому, как провел месяц. Никогда его физическое состояние не было таким хорошим.

– Каждому мужчине следует пройти месяц напряженной военной тренировки перед медовым месяцем! – воскликнул он восторженно.

Марта и Минна тепло поцеловали его, когда он добрался до Вандсбека. Фрау Бернейс явно простила его за отказ прислушаться к ее наставлениям и подставила щеку для приветственного поцелуя.

В глазах Марты мелькнул озорной огонек.

– Хорошо, Марти, оставим прошлое. Ты что–то замышляешь на мой счет?

– Вовсе нет, Зиги. Не пройтись ли нам по саду?

Это была не просьба, а команда. Он взял ее под руку, и они принялись кружить по гравийным дорожкам у дома Бернейсов.

– Хорошо. Что у тебя на уме?

Она покраснела, но это не помешало ей сказать то, к чему она готовилась уже несколько недель.

– Зиг, я знаю, это будет для тебя ударом, но если церемония будет проведена только в ратуше, то наш брак не будет законным в Австрии.

– О чем ты говоришь? Это глупость!

– Да, дорогой, я знала, что ты так подумаешь. Вот почему я сделала выписку из закона. Его обнаружила одна из кузин. Прочитай. Он гласит, что в Австро–Венгерской империи брак не считается законным, если не совершена религиозная церемония.

– Ну, Марта, ты знаешь, у нас нет времени принять католичество.

Его глаза сверкнули.

– Меня склонили к браку, и этого на сегодня достаточно. Мы можем заключить брак на церемонии в ратуше. Но после этого мы должны вернуться сюда и осуществить религиозный ритуал. Пока раввин не подпишет наши документы, мы остаемся женихом и невестой.

Он понимал, что переубедить ее не удастся, и, шагая по саду, бросал протестующие фразы через плечо. Якоб Фрейд был приписан к синагоге во Фрайберге, где Сали Каннер родила ему двух сыновей и они прошли через положенные церемонии. Но он не обязывал ни Зигмунда, ни Александра осуществить ритуал, совершаемый над тринадцатилетними и означающий превращение мальчика в мужчину. В доме Фрейдов не почиталась официальная религия, после того как Якоб переехал в Вену и стал свободомыслящим. Единственное, что соблюдали в доме Фрейдов, пока рос Зигмунд, так это праздник Пассовер, обед и службы, знаменующие исход евреев из Египта и переход через Красное море. Зигмунду нравилась традиционная церемония, ибо Якоб знал обряд наизусть и, сидя во главе сверкающего белизной стола, пускал вкруговую три листа мацы, завернутых в салфетку, зажаренную баранью ногу, горькие травы, шароз – мелкорубленые орехи, яблоко и корица, – мелко порезанную петрушку, соленую воду и чарку вина для Элии. Он декламировал старинную историю высвобождения Израиля из рабства на прекрасно поставленном древнееврейском языке. Зигмунд подошел к Марте.