А ведь Мария права: ключевым вопросом в этом деле является не кто, а зачем. С какой целью взорвали полицейский отдел? Кому это было выгодно? Почему-то он, Гуров, решил, что взрыв связан с местью не какому-то конкретному лицу, а всей полиции в целом. Может, даже не полиции, а самой полицейской системе. Но ведь подтверждения этой версии нет. С таким же успехом злоумышленник мог затаить обиду на кого-то из погибших, и тогда характер преступления в корне меняется. А сколько еще версий случившегося может появиться, если копнуть глубже?

«Завтра с утра первым делом нужно изучить материалы проведенного расследования. Не может быть, чтобы этот вопрос не разрабатывали следователи, – размышлял Гуров. – Пока курская полиция будет искать Гладышева, у меня появится время на изучение этого вопроса. И с генералом спорить не придется. Вернется Крячко, можно будет и его озадачить». Если бы не поздний час и не утомительный день, проведенный в разъездах, он бросился бы в Управление немедленно, но усталость взяла свое. Сложив посуду в раковину, Гуров выключил свет и отправился спать.

Настроение его резко изменилось. Теперь он знал, что Василий Гладышев – не последняя зацепка. Думать о том, что в Курске их может ждать очередная «пустышка», стало несколько легче. Не выйдет с Гладышевым, обязательно появится что-то другое. «Я был прав: Стартер появился на горизонте неспроста. Даже если информация, полученная от него, и не даст результатов, все равно благодаря его заявлению дело достали из архива. Теперь мы не бросим копать до тех пор, пока не докопаемся до истины. Или не получим подтверждение, что раскрыть данное преступление не представляется возможным. И в том и в другом случае мы будем знать, что сделали все, что было в наших силах».

Засыпая, Гуров вспоминал о том времени, когда лежал в госпитале и скрежетал зубами от бессилия. Его товарищи погибли, вся московская полиция на ушах, а он, легендарный опер-важняк Лев Гуров, прохлаждается на больничной койке как раз в то время, когда особенно нужен на службе. Вернувшись в строй, он несколько раз высказывал желание заняться расследованием взрыва в Дмитровском отделе, но обстоятельства оказались выше его. Время было упущено, а преступники не желали ждать, пока полиция разберется со старыми делами, и подкидывали одно дело сложнее другого. И как-то так получалось, что заниматься ими приходилось именно Гурову. Теперь же он получил возможность взять реванш и упускать его не собирался.

Утро началось достаточно ровно. Гуров созвонился со следователем. Тот дело Гладышева вспомнил почти сразу и характеристику ему дал нелестную. На адвоката тратиться не пожелал, от бесплатного защитника отказался. И со следствием сотрудничать не стал, ни на начальном этапе, ни позже. Даже то, что именно следователь убедил адвоката настаивать на «непредумышленном», не смягчило Гладышева и не заставило сотрудничать.

Гуров поинтересовался, почему следователь бился за смягчение обвинения, если сам виновник об этом не беспокоился, на что тот ответил, что привык честно выполнять свою работу. Он был убежден: человек, в чьей смерти обвиняли Гладышева, сам виновен в своей смерти. Гладышеву не повезло в том, что погибший приходился то ли двоюродным племянником, то ли троюродным братом друга прокурора, занимавшегося его делом. Почему на это закрыли глаза в суде, следователь мог только догадываться. В сложившейся ситуации он ничем не мог помочь Гладышеву, а тот будто и не хотел этого.

Дело Гладышева сводилось к следующему: за три месяца до происшествия он принял на работу нового сотрудника. Документы у того были в порядке, лицензия частного охранника, разрешение на ношение оружия и все положенные бумаги выправлены по форме. Он назначил его в инкассационную службу, обслуживающую банки. Почему туда? Да потому что вакансия освободилась, только и всего. И вот спустя три месяца этот парень, находясь на выезде, прострелил сам себя из табельного оружия.

– Не понимаю, как кому-то вообще пришло в голову предъявить обвинение Гладышеву, – недоумевал Гуров.

– В том-то и дело, что кое-кому такая «светлая» мысль пришлась по душе. Родственники погибшего жаждали крови. Обвинение построили на том, что Гладышев выдал молодому сотруднику неисправное оружие, что и привело к трагедии.

– И все же, я не совсем понимаю, как это удалось доказать? Оружие действительно оказалось неисправным?

– Следствие подобный факт не установило, – помедлив, заявил следователь. – Но потом дело передали в Москву, и вот там все сложилось так, как пожелали родственники. И свидетели, которые раньше в один голос заявляли, что парень частенько баловался оружием, играл в гангстеров, так сказать, на суде от своих слов отказались. Там погибшего парня вообще героем выставили. Его напарник заявил, что на инкассаторскую машину было совершено нападение, а парень, мол, сумел предотвратить преступление ценой своей жизни. Он попытался выхватить оружие из кобуры, но пистолет выстрелил до того, как оказался в руках охранника, прострелив его насквозь. Пуля задела печень, и тот истек кровью еще до того, как прибыли медики. Вот такая петрушка, товарищ полковник.

– Как думаете, Гладышев мог затаить обиду на правоохранительные органы? – задал вопрос Гуров. – Настолько сильную обиду, что, выйдя из заключения, решил поквитаться?

– Думаю, это возможно, – нехотя ответил следователь. – Во время допросов он подобные мысли не высказывал, но, сами посудите, с чего ему пылать любовью к системе, в которой допустимы подобные ситуации? Гладышев в смерти парня был невиновен, и все же того факта, что он отвечал за выдачу оружия, оказалось достаточно, чтобы посадить его по обвинению в причинении смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей. Я был на суде. Прокурор так и сказал: Гладышев виновен в том, что вложил в руки молодого, неоперившегося охранника орудие преступления. Это все равно, что сам застрелил.

– Да, громкие слова прокуроры любят, – согласился Гуров. – Жаль, что так все вышло. И все же проверить его причастность к взрыву придется. Я собираюсь отправить ориентировку вашему начальству, сегодня они должны провести задержание.

– Быть может, мне самому этим заняться? – предложил следователь. – Проведу предварительную проверку, выясню, действительно ли Гладышев был в Москве в момент взрыва? Если это подтвердится, проведу задержание.

– Слишком рискованно. Вас Гладышев знает, он сразу поймет, что вы к нему не на чай пришли, а после прошлого дела он сначала действовать начнет, а уж потом думать, – возразил Лев. – Я понимаю, вы не хотите, чтобы этот человек снова пострадал, не имея на то веских оснований, но дело слишком серьезное. Мы не можем дать волю чувствам.

– Значит, сначала арест, а потом проверка? А если вы все же ошибаетесь? – настаивал следователь. – Выяснить, был ли он в городе, не так уж сложно, да и много времени это у вас не отнимет. Дайте добро, и я займусь проверкой немедленно.

– Простите, но этого я сделать не могу, – вынужден был отказать Гуров. – Слишком многое поставлено на карту.

На этом разговор со следователем закончился. Гуров положил трубку, на душе остался неприятный осадок, но поддаваться эмоциям он не собирался. Виновен Гладышев или невиновен, его следует доставить в Москву для допроса. Он в состоянии проследить, чтобы Гладышеву не пришлось повторно нести наказание за чужое преступление. Окажется чист – поедет домой. А нет – что ж, значит, он сам выбрал свою судьбу.