– Аминь, – прошептала она.

Оллсоп ничего не сказал, а Мэтьюс смерил ее презрительным взглядом: девчонка с мозгами наизнанку, лезет вперед старших. Она закрыла глаза.

– Боже всемогущий, Ты для нас попрал смерть смертью Сына Твоего Иисуса Христа.

Слова начали эхом отдаваться в ее голове, точно удары молота.

– Его пребыванием во гробе и прославленным воскресением из мертвых Ты освятил могилу.

Донесся звук капающей воды – резкие, пронзительные всплески, похожие на выстрелы. Капля упала ей на голову, и это было как удар кулака, потом другая. Они стекали ей на глаза, соленые и обжигающие. Она приложила руку ко лбу. Но там ничего не было, кроме выступившего пота.

– Прими наши молитвы за тех, кто умер со Христом и был с Ним похоронен, они с надеждой, присланной с небес, ожидают воскресения. Мы молим Тебя, Господь живых и мертвых, даруй вечный покой Фабиану. Именем Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Он снова посмотрел на часы.

– Аминь, – сказал Оллсоп.

Мэтьюс встал на колени, задул свечи, потом начал укладывать вещи в сумку.

Оллсоп открыл глаза, кротко улыбнулся Алекс, потом встал и стал помогать викарию.

Она сидела, наблюдая за ними. И это все, хотелось спросить? Но она сомневалась, что Мэтьюс удостоит ее ответом.

Они спустились в коридор, она открыла для них дверь. Мэтьюс вышел на улицу, потом обернулся к ней:

– Надеюсь, в следующий раз вы дважды подумаете, прежде чем опять валять дурака с оккультистами, миссис Хайтауэр.

Она безропотно кивнула.

Он развернулся и зашагал вниз по ступеням. Оллсоп взял сумку и улыбнулся ей:

– Я вам позвоню денька через два – узнать, как ваши дела.

– Спасибо.

Она тихонько закрыла дверь и развернулась.

Внизу у лестницы стоял Фабиан.

Она внезапно ощутила запах бензина: казалось, весь коридор наполнился его парами. Потом Фабиан двинулся к ней. Он неслышно скользил по полу, не шевеля ногами, и наконец она могла видеть только его глаза. Чьи-то чужие глаза, не ее сына. Холодные, злобные глаза, светящиеся ненавистью.

– Нет! – воскликнула она, зажмурилась, бросилась к двери, принялась возиться с защелкой, наконец открыла ее и выскочила на улицу. – Помогите!

Но кричала она беззвучно.

– Помогите!

Ничего.

– Господи, да остановитесь же, вернитесь, пожалуйста! – Она беспомощно смотрела вслед ушедшим. – Пожалуйста, помогите мне, – прохныкала она.

Но двое священников уже почти дошли до угла, вдвоем волоча свою сумку, словно два Шалтая-Болтая, собравшиеся на пикник.

Алекс слишком быстро въехала в ворота на покрытую лужами проселочную дорогу и сразу же попала в колдобину – машина застонала от удара. Грязная вода брызнула на лобовое стекло, Алекс включила «дворники» и, вглядываясь в дорогу, стала объезжать опасные места. Однако капот «мерседеса» снова резко нырнул, потом его приподняло, и он рухнул вниз с такой силой, что отлетел вбок и чуть не впечатался в ограду.

«Дворники» царапали по стеклу, верещали, как рассерженные птицы. Донесся запах свинарника, нечто маленькое и черное метнулось прочь от света тусклых фар. «Мерседес» подпрыгнул еще раз и рухнул на землю. Но она продолжала нажимать на педаль газа.

Впереди слева сквозь грязные подтеки и резиновые когти «дворников» она разглядела озеро, укрытое тонким одеялом тумана. Оно показалось Алекс похожим на саван, и ее передернуло. В темноте озеро всегда приобретало зловещий вид.

«Лендровер» Дэвида был припаркован у дома, она остановилась рядом с ним. Заглушила двигатель, закрыла глаза и чуть не заплакала от облегчения. Двигатель произвел несколько громких щелчков, потом звякнул, выражая протест; запах горячего масла перекрыл вонь свинарника. Двигатель снова щелкнул, звякнул. Где-то в темноте позади проблеяла овца.

Алекс вышла из машины и остановилась, едва держась на ногах. Снова послышалось овечье блеянье, потом далекий всплеск – выпрыгнула на поверхность рыба. Алекс сделала несколько нетвердых шагов к дому, остановилась. Ее качнуло, и она чуть не упала. Снова двинулась вперед, слыша, как чавкает грязь под ногами. Раздался всплеск и хлюпающий звук; неожиданно показалось, будто ее правая нога погрузилась в ледяную полынью.

– Черт!

Алекс осторожно вытащила ногу, стараясь не оставить туфлю в грязи. Дом был погружен в темноту, но за дверью сарая мерцал свет. Она направилась туда через двор.

Дэвид стоял спиной к ней, глядя на портал, который соорудил из стрелы крана. Лебедка со шкивом чуть покачивалась в воздухе над большим новым чаном, который по-прежнему стоял посреди сарая.

– Привет, – не оборачиваясь, сказал он. – Хорошо провела день?

– Нет, – тихо ответила она.

– Ох уж эта хреновина, как же она меня достала!

– Как ты догадался, что это я?

Он так и не повернулся к ней.

– По машине. Я всегда узнаю твою машину… хотя ты ехала чуть быстрее обычного. Ну и хрень… что ты об этом думаешь?

– О чем?

– Я вот думаю, не оставить ли его там, где он стоит… как, по-твоему, не странно будет выглядеть?

Алекс уставилась на трос:

– Похоже на виселицу.

– На виселицу. – Дэвид повернулся, сделал шаг к ней, присмотрелся. – Господи, у тебя просто жуткий вид.

Она опустила голову. Глаза налились слезами, и Алекс шмыгнула носом.

– Ну-ну. – Дэвид приобнял ее за плечи. – Пойдем, тебе нужно выпить.

Они устроились в кухне.

– Я думаю, это мило – персональное богослужение. – Дэвид улыбнулся. – Церковь учится бороться за клиента. Если прихожане не идут в церковь, то церковь идет к прихожанам. Глядишь, так они вытеснят пиццу с доставкой и массажисток на выезд. Предоставление услуг на дому, да? Святое причастие в вашем доме… и забудьте о сборе пожертвований. Насколько я понимаю, служба проводилась бесплатно?

– Да, бесплатно.

– Я бы не удивился, если бы эти говнюки взяли деньги.

– Дэвид!

– Извини.

Он поднял свой бокал за ножку, взболтал вино.

– Оно с каждым днем становится лучше.

Алекс улыбнулась и пригубила виски.

– Хорошо.

– Так это означает, что ты собираешься вернуться?

Она услышала грустную нотку в его голосе и покрепче сжала стакан.

– Я думал… знаешь… – Он покраснел. – Мне казалось, мы неплохо уживаемся. И я решил… может быть…

Она зажмурилась, чувствуя, что слезы опять просятся из глаз. Сжала кулаки, задрожала, раскачивая кресло назад-вперед. Снова пригубила виски, ощутила соленый вкус своих слез. Открыв глаза, посмотрела на него.