– Мои клиенты всегда так говорят.

– Нелегко заставить себя. Но я… отвлекся. – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Даже не знаю, с чего начать. – Она сцепила руки, переплела пальцы. – Вокруг меня происходят довольно странные вещи, и они меня пугают.

Его глаз снова дернулся.

– Какие вещи?

– Даже не знаю, как их описать. Странности, для которых не находится объяснения.

– Вы не думаете, что ваш разум, возможно, играет с вами шутки?

– Нет, это не шутки.

– Стоит потерять близкого человека, как разум начинает играть с нами в разные игры.

– Это не игры. Правда. Я человек с крепкими нервами и не отличаюсь буйным воображением. – Она посмотрела на него и еще теснее сплела пальцы. – В моем доме происходят очень странные вещи, и не я одна так считаю.

Как жаль, что он так молод!

– Мне посоветовали… – она снова запнулась, чувствуя себя глуповато под его озабоченным взглядом, – пригласить экзорциста.

Он широко раскрыл глаза и устремил на нее долгий пристальный взгляд.

– Экзорциста?

– Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума.

– Нет, я так вовсе не думаю. Но мы должны поговорить о тех вещах, которые вас пугают, посмотреть, не найдем ли мы причину… И может быть, поищем решение.

– Как вы считаете, мы могли бы поговорить об этом в моем доме?

Он задумался, потом ответил:

– Конечно, если вам так будет легче. Я загляну в мою записную книжку.

– У вас нет возможности поехать со мной сейчас?

Он нахмурился, посмотрел на часы:

– В четыре мне нужно забрать сына из школы. – Он снова посмотрел на нее, и на его лице тоже отразилась тревога. – Да, давайте сейчас.

* * *

К счастью, недалеко от дома нашлось свободное место. Алекс притормозила.

– Замечательная машина, – сказал Оллсоп.

– Ну, она совсем старая, – откликнулась Алекс и тут же пожалела о своем покровительственном тоне. – Ей больше двадцати лет.

– Боюсь, церковные служители не ездят на «мерседесах», – с ноткой зависти ответил он.

– Вообще-то, владеть такой машиной глупо. Очень дорогое обслуживание.

– Нам всем необходимы какие-то компенсации.

Алекс посмотрела на него. Что компенсировало ему трудности жизни? Бог? Окаменелости?

Мимса уже ушла, оставив одну из своих обычных записок, которые было почти невозможно прочесть. Алекс включила чайник и прошла в коридор. Священник расхаживал по гостиной, посматривал на потолок, хмурился.

– С молоком или черный?

– Черный, пожалуйста. Без сахара.

Она принесла кофе.

– Должна заскочить в туалет. Тут есть еще один под лестницей, если вам…

– Спасибо. – Он вежливо кивнул.

Поднимаясь по лестнице, она вдруг поняла, что в доме до странности жарко, душно, словно весь день работало отопление. Наверху жара усилилась. Алекс потрогала радиатор на площадке – он был холоден как лед. Тревожно огляделась, потом направилась в свою спальню, а из нее – в ванную. Атмосфера там была как в сушильном шкафу.

Она остановилась у раковины, чтобы помыть руки, посмотрела на себя в зеркало. Лицо взмокло от пота. Алекс прижала ладонь ко лбу, но лоб был холоден. Почти как лед. Может, у нее начинается грипп? Осторожно, чтобы не размазать косметику, она промокнула лицо полотенцем, закрыла глаза и промокнула веки.

Неожиданно на нее хлынул поток холодного воздуха, словно распахнули дверь холодильника. Она ощутила чье-то присутствие, чей-то взгляд. Медленно открыла глаза, посмотрела в зеркало.

За ее спиной неподвижно стоял Фабиан.

Сердце бешено дернулось в груди, словно палец коснулся оголенного электропровода. Потом все тело резко закололо, и она чуть не закричала от боли.

Алекс повернулась к нему и в этот момент поняла, что в комнате нет воздуха – ей нечем дышать.

Одетый в белую рубашку и свой любимый мешковатый джемпер, он был настолько реален, что она могла протянуть руку и прикоснуться к нему.

Вот только воздуха не было.

Он улыбался странной, незнакомой ей иронической улыбкой, а в глубине его темных глаз она видела насмешку, нечто такое, чего никогда прежде не замечала у своего сына. Нечто напоминавшее ей о чем-то ужасном.

Она была близка к панике. Колотье стало невыносимым, ее трясло, легкие разрывались, тошнота неотвратимо подступала к горлу.

– Игры разума, – услышала она голос священника. – Ваш разум играет с вами.

Ее покачнуло, она почувствовала, что теряет сознание. Выставила руки назад, ухватилась за раковину.

И тут он исчез.

Пошатываясь и хватая ртом воздух, она зашла в спальню, повела вокруг безумным взглядом. Спотыкаясь, бросилась вниз по лестнице, остановилась в коридоре, тяжело дыша. Ее трясло, все тело зудело. Когда она вошла в гостиную, Оллсоп сосредоточенно вглядывался в свой кофе.

– Я не знал… – он смущенно посмотрел на нее, – что у вас есть еще один сын.

– Что? – Она моргнула, не в силах сказать больше ни слова.

– Молодой человек, который только что поднялся по лестнице.

Почему он улыбается? Что смешного он находит в этом? Потом она поняла, что это на его лице не улыбка, а нервный тик.

– Светловолосый? – с трудом проговорила она.

– Да, – спокойно ответил он.

– В мешковатом джемпере?

Он снова кивнул в ответ.

Она вцепилась в подлокотник кресла, чтобы не упасть, – ноги почти не держали. Села и закрыла глаза. Через несколько секунд открыла и уставилась на него.

– У меня нет другого сына. Это и был Фабиан.

Чашка резко звякнула о блюдце. Потом еще раз. Алекс смотрела, как дрожит ложка в его руке, колотится о стенку чашки, словно играет крохотный музыкальный инструмент. Кофе выплескивался из чашки.

– Понимаю, – сказал он наконец.

Его правый глаз открылся и закрылся. Он с трудом поставил чашку и блюдце, оглядел комнату. Он явно был сильно потрясен и теперь пытался взять себя в руки.

– Так вы это имели в виду?

Алекс почувствовала что-то мягкое в руке, поняла, что до сих пор держит полотенце. Начала складывать его, аккуратно разглаживая.

– Да, это.

– В доме не может быть кто-то еще?

– Кого вы имеете в виду?

– Ну, мойщик окон или водопроводчик? Кто-нибудь такой?

Она отрицательно покачала головой.