Иван стоял у окна, опять курил и молчал. На Лану не смотрел, наблюдал за Соней на улице, и только слушал, слушал, что говорит бывшая жена. Она то ли себя оправдывала, то ли его, а Иван думал о том, насколько всё глупо и насколько просто совершить в жизни ошибку. Вот он свою совершил, ужасную, непростительную, он упустил огромный кусок жизни своей дочери, а даже не заметил этого. Он просто решил отвернуться, обидеться, сосредоточиться на себе – и всё, всё уже случилось. И не исправишь.

– Когда я уехала в Москву, – продолжила Лана, значительно убавив голос и стерев даже намёк на какую-либо претензию, – я не собиралась там оставаться. Я думала, что поживу у тёти некоторое время, сменю обстановку, переживу… всё, что произошло… Ваня, я была уверена, что пройдёт несколько дней, и ты позвонишь или приедешь. Но ты не приехал. Я ждала, ждала, – к горлу неожиданно подступил комок от неприятных воспоминаний. – Я могла вернуться, но я, как последняя дура, ждала. А потом оказалось, что прошло много месяцев, до родов три месяца, два… и мужа у меня нет. Тебя не было больше. И вернуться из Москвы, как ты говоришь, из бегства, с огромным животом и что-то кому-то доказывать… – Лана решительно покачала головой, а затем сказала: – Я просто решила жить дальше.

– Значит, я виноват?

Лана зажмурилась от бессилия.

– Я не знаю, кто виноват! Всё случилось так, как случилось. Я не могу ничего изменить. И ты не можешь. Ты мне не поверил, а я тебя не дождалась. – Она сделала глубокий вдох, в надежде хоть немного успокоиться, с дивана поднялась. – Мы были молоды… Знаешь, сегодня мне исполнилось тридцать лет. Я с таким ужасом ждала этого дня, я Фросе говорила, что время так летит, что Соня выросла так быстро… А вот сейчас мы с тобой говорим, о том, что было, кто в чём виноват, и я вспоминаю себя и то, из-за чего плакала и так страдала, и мне кажется, это было так давно, что даже не со мной происходило. У тебя не бывает таких мыслей? Сейчас я многое бы сделала по-другому. Но кто знает, стала бы я счастливой?

– А что делать мне? – Иван неожиданно стукнул себя кулаком в грудь. – Мне сейчас что делать? У меня девятилетняя дочь, которую я не знаю. И она меня не знает. Да и знать, я думаю, особо не хочет. У неё есть отец. Который её, судя по всему, любит, лошадей ей дарит!

Лана аккуратно вытерла выступившие от волнения слёзы, приняла понятную для неё горделивую, уверенную позу.

– Всё зависит от того, чего ты хочешь, – сказала она ему. – Если ты хочешь быть отцом, то будь им. Потому что, поверь мне, быть отцом, это не лошадей на день рождения дарить. Это желание защитить своего ребёнка всеми возможными способами. Быть рядом, заботиться, видеть, как она растёт. Деньги, лошади, торты размером с дом, здесь совершенно не причём. – Лана прошлась по кухне, волнение никак не отступало. – Если ты хочешь знать, хороший ли Слава отец… то я отвечу, хороший. Но моя ошибка в том, что я позволила ему воспитывать Соню так, как воспитывали его. Заботясь о её материальном благополучии, заваливая подарками, но держа на расстоянии вытянутой руки. Я верю, что он её любит, и даже сейчас, надеясь её у меня забрать, он заботится о ней. Но я также знаю, что единственное, чего он не сможет ей дать, это себя, как близкого человека, как отца. А я не хочу, чтобы моя дочь выросла в мишуре. И не смотри на меня так. Возможно поздно, но я поняла свою ошибку. – Сделала небольшую паузу. – Она не похожа на него, она похожа на тебя. Она легко сходится с людьми, она очень общительная, активная. Ей присуща тяга ко всему окружающему, а моя свекровь всеми силами старалась в Соне это подавить. А я тоже была молода, я считала, что Мария Николаевна учит мою дочку только лучшему, манерам, которым и английская королева бы позавидовала. А в итоге… в итоге, Соня извиняется за всё. Она бесконечно себя контролирует. А Слава хочет это ещё усугубить, отправить её к чужим людям, взрослеть не дома. А я не хочу этого для своей дочери. Потому что она другая. И, знаешь, я последние недели думаю о том, что отдала бы всё на свете, лишь бы Соня выросла здесь, на этой улице. Но не среди заборов, а как росли мы. Но даже среди заборов здесь куда лучше, чем в четырёх стенах частной школы. Поэтому я прошу тебя помочь мне. У меня самой не хватит возможностей, Вань.

Он стоял к ней спиной и молчал, а Лана с напряжением ждала ответа. В то, что он пожелает забыть о том, что узнал этим утром, она не верила. Несмотря на свою обиду и её, как он без сомнения решит, очередное предательство, забыть о том, что он отец, Иван Сизых не сможет. Но чем это обернётся для неё? Хотя, она и без того со всех сторон виновата, хуже вряд ли станет. А ей просто нужна его помощь, впервые после многолетней разлуки.

– А как мы ей объясним? – спросил он, в конце концов. Наблюдал за Соней через окно, и думать мог только о том, что подумает о них эта маленькая девочка, когда узнает правду. – Всё, что ты мне сейчас наговорила, для неё это не ответы, Лана.

Она окончательно сникла. Отвернулась от него и обхватила себя руками за плечи.

– Я знаю.

– Мы ужасные родители, – вдруг заявил он.

Это задело, всерьёз задело, и Лана хотела возразить, но потом поняла, что Иван в чём-то прав. Она может верить в то, что она хорошая мать, что делает всё ради Сони, что дала ей всё, что могла и, наверное, даже больше, но не смогла дать самого главного: правды. И теперь придётся подумать о том, как эту правду дочке преподнести. Не приукрашенной, а понятной, которую возможно принять и в неё поверить.

– Предлагаю отметить день рождения, – сказал он, когда набрался сил, чтобы выйти и взглянуть Соне в глаза, улыбнуться ей. Лана вышла следом на крыльцо, и наблюдала. А когда Иван заговорил о её дне рождения, принялась возражать, но он остановил её жестом руки. – Это необходимо.

Соня подбежала и запрыгала рядом от радости.

– Да, да, день рождения! – Повернулась к матери. – Мама, это же твой день рождения! А тебе никто подарка не подарил! Это неправильно.

– Согласен, – кивнул Сизых. – Так что, девочки, предлагаю вам переодеться, точнее, нарядиться, и мы отправимся в город, развлекаться.

– А как мы будем развлекаться? – живо поинтересовался ребёнок, глядя на Ивана с его идеями, восторженными глазами.

– А что любит твоя мама? – громким, с намёком на таинственный, шёпотом спросил её Иван.

– Магазины! – воскликнула Соня, снова подпрыгнула и кинулась к матери, прижалась к той и радостно сообщила: – Мама, мы идём по магазинам!

Лана через силу улыбнулась. Кинула быстрый взгляд на бывшего мужа. Тот едва заметно, но весьма красноречиво усмехался. И вот как с таким его настроением ходить по магазинам?

– Зря ты это затеял, – выговаривала она ему вполголоса позже, когда они приехали в торговый центр. Долго молчала, позволяла дочке радоваться, вернувшись в свой дом, наблюдала, как Соня выбирает подходящий наряд для, так называемого празднования. И в машине в основном болтала Соня и Иван, Лана больше кивала и поддакивала, но всё происходящее казалось настораживающим и каким-то неправильным. И собственный день рождения в этом году уж точно не радовал. Хотелось вернуться в старый дом, забиться в какую-нибудь щель, которых было в избытке, и просидеть там, в тишине и одиночестве, до завтрашнего утра. А этот жуткий день, со всеми его смущающими обстоятельствами, вычеркнуть из памяти. Но, судя по всему, день этот только начинался, и собирался стать лишь первым из череды предстоящего кошмара из смущения, перемешанного с чувством вины и смятением.