— Во славу Святого и Животворящего Креста Господня! С нами Бог! И снова отхлынувшая было от стен лавина двинулась на приступ. На этот раз англичане атаковали странно: осадные лестницы, которые обычно тащили впереди всей массы воинов, теперь волоклись где-то позади всех, а основная масса атакующих наступала, скрытая, будто густой рыбьей чешуёй, сплошным покровом поднятых над головами щитов.

Смотревшие сверху, с высоты в двадцать туазов, защитники крепости, не могли понять, что задумали крестоносцы: казалось, они и в самом деле надеялись прошибить неприступные стены Проклятой башни двумя таранами, которые несли впереди. Эти тараны уже не раз врезались в могучую кладку, оставляя на ней безобидные выщерблины, но англичане всё с тем же упорством вновь и вновь наносили удары. Они подступали к башне, минуя ров, через который в самом начале штурма сумели перебросить широкие деревянные щиты. Впрочем, ров был почти сухой, и многие воины перебирались через него и не по щитам. Казалось, вся эта масса атакующих действует вслепую, не видя высоты стен громадной башни и не понимая, что им не овладеть ею. Возможно, они старались ослабить внимание защитников цитадели, чтобы неожиданно выдвинуть и установить осадные лестницы, однако и сверху хорошо было видно, что этим лестницам не дотянуться даже до половины высоты башни. Вряд ли можно было сделать такую лестницу, которая могла достать до верхней площадки и не переломиться...

А упрямые англичане всё шли и шли вперёд, презирая стрелы врагов, которые падали на них густым дождём. Правда, от этих стрел сарацинам было на сей раз мало пользы: чешуя щитов, укрывшая нападающих, мешала им двигаться быстро и толкать впереди тараны, но она же надёжно укрывала их, и лишь несколько воинов упали, получив ранения, хотя штурм продолжался с небольшими перерывами уже часа четыре.

— Клянусь Аллахом! — проговорил командующий гарнизоном Птолемиады шейх Али аль-Фазир. — Можно подумать, что у неверных просто кончились запасы стрел, и они решили получить их даром прямо от нас. Мы израсходовали этих стрел больше, чем за всё время осады, а этим псам хоть бы что! Но кто их знает, что они станут делать, если мы перестанем в них стрелять!

— Можно приказать воинам, чтобы сбрасывали на них камни, — предложил стоявший рядом с шейхом молодой воин по имени Рамиз-Гаджи.

— Ты в уме? — резко повернулся к нему Али. — Кто же по-твоему станет таскать каменные глыбы по узким лестницам башни? Да и зубцы ограды на верхней площадке расположены слишком близко друг к другу, чтобы меж ними можно было протолкнуть большой камень. Эта башня сама по себе достаточно неприступна, чтобы была необходимость оборонять её таким способом. Её едва ли возможно взять.

— Что же в таком случае им нужно? — с недоумением произнёс Рамиз. — Ведь как бы там ни было, они рискуют...

— Они мало чем рискуют, ползая, как черепахи, под своими щитами, — презрительно бросил шейх, — если кто рискует, то вот только он один! Клянусь бородой Магомета, он или сумасшедший, или просто бессмертный!

С этими словами Али аль-Фазир указал на человека, руководившего штурмом башни. Именно его приказы воодушевляли англичан, и именно он вызывал особенную ярость у защитников крепости, побуждая их без конца стрелять в наступающих, хотя их действия и не могли причинить Проклятой башне большого вреда. Рослый и могучий рыцарь, командовавший крестоносцами, был единственный, кто пошёл в атаку верхом и не слезал с седла, хотя, на первый взгляд, в этом не было никакого смысла. На самом деле смысл, конечно, был: укрытые щитами рыцари и воины мало что видели вокруг себя и перед собой, но фигура всадника, возвышавшегося над их рядами, была видна очень хорошо, а его команды и ободряющие возгласы долетали даже до тех, кто был позади всей массы. При этом командующий вызывал на себя основной поток вражеских стрел, потому что был защищён лишь своей кольчугой и шлемом: щит, висевший на левом локте, всадник вскидывал редко — тот мешал ему осматривать ряды атакующих и движением поднятого меча направлять их. В него целились усердно и яростно, однако он и впрямь был точно заговорён от стрел: за все эти часы ни его самого, ни даже его коня никто не сумел поразить. Во всяком случае, осаждённым так казалось, хотя на самом деле несколько стрел достали и всадника, и коня, однако раны были несерьёзны, и ни конь, ни человек не обращали на них внимания.

— Вперёд, воины Креста Господня! Вперёд! За всю христианскую кровь, что пролита врагами Господа, за все мучения и надругательства, за наших братьев и сестёр, погибших на Святой Земле! Вперёд! Вперёд!

И вновь всадник, презирая опасность, приближался к неприступным стенам, на него потоком падали стрелы, но быстрота его движений, великолепная реакция коня, послушного не столько шпорам, сколько голосу и малейшему движению его руки, — всё это позволяло командующему уйти из-под смертоносного дождя прежде, чем тот успевал причинить ему вред.

— Во славу Господа нашего! — ревела толпа наступающих.

— Ричард и Англия! Ричард и Англия!

— Ричард! — прошептал, бледнея от ярости, шейх Али. — Так это он! Ну, по крайней мере, выглядит он внушительно — наши сказители не лгут. Но какой же он великий воин и полководец, если вот уже столько времени ведёт своё войско на приступ, который ничем не может закончиться?

— Возможно, у него есть какой-то тайный замысел, хаджи Али[38], — проговорил Рамиз. — Я не верю, чтобы такой героизм мог быть бесполезным!

Шейх перехватил взор юноши, исполненный искреннего восторга, и нахмурился.

— Аллах не запрещает восхищаться мужеством врага... Но не стоит превозносить его глупость! — сквозь зубы проговорил командующий гарнизоном.

В это время с противоположной стороны крепостных стен донёсся какой-то шум, раздались крики и глухой грохот, будто сразу несколько мощных таранов ударили в крепостные ворота.

Оба мусульманских воина отпрянули от бойницы,