Равиль как раз уговаривал бандита вызвать наверх Ашота и Маришу:

— Позовешь их, скажешь, чтоб вышли. И без глупостей. Иначе умрешь.

Гурбан собрал во рту слюну и смачно плюнул вольнику на ботинок.

— Или позову их я. — С угрозой блеснули зеркала в оправе. — И твои люди кинутся наверх. И я одному за другим буду рубить им головы. Прежде чем они сообразят, что почем, все будут мертвы. Но ты этого не увидишь, тебя я убью первым.

Гурбан перевел взгляд на Данилу. Взгляд был тяжелым, но Дан выдержал его и лишь виновато пожал плечами — мол, так получилось, дальше мы уж сами.

И Гурбан смирился, сломался человек. Это было страшней, чем смерть. Он сгорбился, скукожился, словно из него вытащили хребет, и вся конструкция не распалась только потому, что ее держала кожа.

— Ашот! — крикнул он. — Петрушевич! На выход! Остальные — на месте!

Из подвала послышался удивленный голос Фазы:

— Эй, командир, ты чего?

— Отставить разговоры! Выполнять, мать вашу!!! — Лицо Гурбана побагровело.

После такого доставщиков должны были вытолкать взашей. Дверь, прижатая тугой пружиной, громко ударила по косяку, выпустив их из подъезда.

Только они оказались на улице, Дан кинулся к Равилю и вцепился ему в руку с мечом, помешав прирезать Гурбана. Оставшись без надзора, бандит поднял бы тревогу, но Ашот апперкотом свалил его с ног.

— Щенками он нас называл! — сквозь зубы прошипел толстяк. — Сам щенок. Удар не держит вообще!

Потерявший сознание главарь лежал, раскинув руки в стороны и не пытаясь подняться. Глаза его были закрыты.

— Ты зачем мне помешал? — Казалось, Равиль готов был зарубить Данилу. Но он сдержался, нырнул в подъезд и задвинул засов на выходе из подвала — теперь выбраться на поверхность здесь очень проблематично. Бандиты в ловушке.

А ведь они оказались не такими уж плохими людьми. Дан так и не понял, зачем они преследовали «хаммер» от самого шлюза Харьковского острога. Бандиты не единожды могли расправиться с экипажем джипа в Орле, но не сделали этого. Или Дана и его друзей планировалось использовать как-то иначе, в известных только Гурбану и его соратникам целях?

Ответов на эти вопросы не было.

— Отлично, Равиль. Два дела одним махом: и от банды избавимся, и карликов накормим. И все отстанут от нас. Верно, брат?

— Угу, — поддакнула Мариша. — Теперь бы тихонечко свалить из города.

Данилу поразил цинизм товарищей.

— А ведь они, бандиты эти, спасли нас. — Он посмотрел сначала на Ашота, потом на Маришу и Равиля.

— Что? — Вольник спрятал меч в трость.

— Равиль, эти люди спасли нас всех на Царской Горе. Если б не они, мы не сбежали бы. Карлики потешились бы, глядя на то, как мы убиваем друг друга, а потом сожрали бы и проигравших и победителей.

— И что с того? — Равиль опустил голову так, что поля шляпы полностью спрятали его лицо. — Ведь этого не случилось. Надо уходить.

— Брат, ну что ты, а? — Ашот готов был дать отпор всем и вся. В одной руке у него зажат мультитул, во второй — «катран». Это он верно придумал: врага надобно сначала ухватить пассатижами, а уж потом заниматься фигурной резьбой.

Лошади топтались рядом, на редкость послушные животные.

Данила покачал головой:

— То, что мы делаем, это… это неправильно. Надо помочь Гурбану и его людям.

Мариша шагнула к нему:

— Сташев, очнись! Ты что, головой сильно ударился?!

— Эй, что там происходит?! — Фаза в подвале заподозрил неладное, его голос донесся через отдушку подвала. — Я поднимаюсь!

За спиной Дана раздался шорох, он почти успел обернуться — перед глазами вспыхнули молнии, он осел на старый, изломанный асфальт — сознания не потерял, но был близок к тому.

— Всё. Грузите. — Равиль опустил трость. — Надо увезти его. Нам всем надо побыстрее убраться отсюда. Еще немного, и смысла уже не будет. Радиация…

Мариша с Ашотом засуетились, забегали. Дана усадили на лошадь, привязав к седлу и шее копытного.

Фаза так и не смог вышибить дверь подвала — засов оказался крепким.

А потом таки стало темно.

…Лишь потом, очнувшись уже за городом, Дан узнал, что вольник хотел-таки зарубить Гурбана, но Ашот с Маришей взбунтовались — проняла их речь Дана, зацепила за живое.

Вспомнили, что они — доставщики, а не зверье без чести и совести.

Здоровенный медведь переплыл через ров, чудом умудрившись не попасть под огонь с охранных вышек. Встав на задние лапы, он явил свой исполинский рост. Конечно же зверь осмелел под воздействием слизня, что закрепился у него на черепе под роговым наростом, защищавшим паразита от внешнего воздействия.

Медведь зарычал, ощерив желтые клыки. Расставив передние лапы, шатаясь, словно перебравший браги гулена, он пошел на невзрачный с виду сетчатый забор.

Сейчас прорвет рабицу, подумал Дан. Повалит хлипкую конструкцию — и всё, хищник в остроге. Хищник, которого не так-то просто убить. И куда смотрят местные, где их стрелять учили — у мамок под юбками?!

И все же напрасно Данилу не впечатлил забор — стоило только зомбогризли когтистой лапой мазнуть по сетке, как та заискрилась и огоньки побежали по бурому меху косолапого, от которого тут же потянуло дымком. Медведь задергался и упал замертво.

— Ну ничего себе! — восхитился Ашот, спрыгнув с лошади, едва стоявшей на ногах от усталости. Даже для выносливых радиоактивных зверюг задача оказалась слишком сложной: это ведь не шутка — проскакать верхом от Орла до Тулы по отвратительной дороге, сплошь заставленной ржавыми тачками, да без остановки, да шарахаясь от зомбаков, которых было столько, сколько Дан не видел за всю свою жизнь.

— Вот это да! А, брат?!

— И не говори, — поддержал товарища Дан.

И хоть только-только рассвело, Тула была похожа на улей разъяренных пчел. Или даже шершней. Только вместо насекомых тут люди — очень занятые, очень сердитые и куда-то спешащие. Данила знал из рассказов преподавателей, что Тульский острог оборудован двумя контурами защиты, но одно дело сто раз услышать, а другое — разок увидеть.

Прежде всего Тула поражала широким рвом, опоясывающим острог. Вода замедляла движения наземных тварей, давая стрелкам возможность прицелиться. Но не всегда эта уловка срабатывала. К примеру, медведя водная преграда не остановила.

— Да как же они без Стены, брат?

— Не знаю. Если учесть, сколько зомбаков вокруг, то и представить не могу — как. Но уж как-то, раз живы еще.

Ашот верно подметил: непривычно и странно было видеть острог без Стены. Стена — это твердыня, что стоит на пути у зомбозверья и зомболюдей. А тут, в Туле, Стена отсутствовала напрочь — дома себе и дома, высотки и кирпичные здания пониже, и никаких тебе фортификаций из бетона и прочих особо крепких материалов. Казалось, ничто не защищает обитателей острога от клыков и когтей. Взгляд, ищущий незыблемую основу бытия людского, игнорировал сетчатый, в два человеческих роста забор, протянувшийся вдоль рва. И даже осознание того, что он под током, не меняло дела.