выбралась на улицу и подошла полюбоваться бесплатным представлением. Родители с утра в городе: мама’ поехала в салон к подругам, в очередной раз хвастать вернувшейся из Африки дочерью, папа’ отбыл в присутствие. И вот – на тебе, очередное приключение.

– И запишите, пожалуйста, ваше благородие. Я подаю официальную жалобу на этого господина за оскорбление чести и достоинства как меня, члена добровольческого корпуса, так и Его Величества Императора. В присутствии свидетелей.

– Не извольте беспокоиться, барышня, все сделаю, как положено. Совсем писаки обнаглели, кляузы на горожан так и строчат... Правда, дело такое. Если судья спросит у негодяя, готов ли он признать обвинения по гражданской статье, то запросто штрафом отделается. Заплатит под тысячу рублей, люди из Особого отдела опросят и могут к вам зайти еще. Но – без начала делопроизводства. А вот ежели отпираться станет, тогда уже по полной раскрутят. И там запросто может и на каторгу загреметь.

– Ничего. Если надо – я никуда уезжать из Новгорода не собираюсь. В любой момент в суд приду и дам показания.

Журналист смотрел с тоской сквозь зарешеченное окошко кареты на улицу. Похоже, он точно не ожидал, что погоня за очередным жареным фактом окончится столь печально. И вряд ли газета станет покрывать будущий штраф.

Шагнув поближе, Сашенька постучала по решетке пальчиком в перчатке и неожиданно для себя зло добавила:

– Хоть слово еще поганое про меня пропечатаешь или просто вякнешь, пристрелю как бешеную собаку. И рука не дрогнет...

Дождавшись, когда задержанного увезут, Елена раскланялась с довольным жизнью городовым и спросила у младшенькой:

– Что хоть этот дурак ляпнул?

– Сказал, что я ноги в окопах для других раздвигала. Дер-мист-кель...

– Даже знать не хочу, кто тебя обучал немецкому разговорному. Но, придется признать, это первая ласточка. Наверняка уродов еще много будет, кто думает подобным образом.

– Пусть только посмеют. Я даже до суда доводить не стану. Пуля в голову. Любой суд меня оправдает.

– Это сколько же стрелять потребуется?

– Сто патронов стоят полтора рубля, я в магазине смотрела. Готова выделить десятку на это. Боюсь, мерзавцы закончатся быстрее, чем я потрачу первую сотню... Лучше скажи, у нас коляска на ходу? Снега чуть-чуть, должна по городу пройти.

– Далеко собралась?

– Хочу кое-что проверить. Не зря же писака прибежал...

* * *

Нужный адрес удалось найти сразу же – спросить спешащую по делам женщину и проехать “второй угол направо, там до конца и опять направо к реке, но все равно не пустят”.

Не пустили, это факт. На морозце притоптывал сапогами солдат с винтовкой за плечами, еще один выхаживал у поставленного поперек дороги заграждения – раскрашенной в черно-белые полосы доски на подставках.

– Барышня, вам туда нельзя.

– День добрый, – выбралась из коляски Сашенька, подошла поближе. – У меня там знакомый живет, кто нашу роту в Африке от смерти спас. Не подскажете, что с ним случилось? Сергий Макаров, рядовой добровольческого корпуса.

– Это который зверя держал? Так арестовали его... И вам бы идти домой, барышня. Как бы чего не случилось.

– Арестовали? – похоже, писака не врал. – А не подскажете, с кем из руководства поговорить можно? Я очень хорошо Сергия знала, явно какая-то ошибка.

Вздохнув, мужчина в долгополой шинели поудобнее пристроил винтовку за спиной, потом осторожно оглянулся:

– Там сейчас жандарм из Особого отдела и начальство его... Но разговаривать с вами не будет. С утра на всех лается.

У Шипилина день в самом деле не задался с утра. Начальство требовало результаты, подозреваемый молчал и после очередной “беседы” его так и не смогли привести в чувство, уволокли обратно в камеру. Мастера развязывать языки потребовали сделать перерыв и с монахом, тот еле дышал. Повторный обыск в пустом домишке ничего не дал. В банке, куда заехал после изучения доклада шпиков, развернули с порога. Предъявленные полномочия управляющего никак не впечатлили. Официальный запрос, заверенный князем, тогда будем разговаривать. В остальном – читайте уложения о банковской тайне и правилах разглашения частной информации.

Поэтому непонятную возню вдали на улице коллежский асессор воспринял как знак свыше. Ему надо было совсем чуть-чуть, чтобы дожать дело и отдать выше по инстанции. Самую малость, какую-нибудь зацепку. Не просто слухи и сплетни, аккуратно вписанные в протоколы допросов, а свидетели. Любой, кто готов лично поручиться, что бывший шабашник в самом деле собирался применить темные заклятья против императорской семьи.

Быстрым шагом добравшись до рогатки, мужчина тут же пошел в атаку на хрупкую фигурку в пушистой шубке:

– Что здесь, а? Кто такая? Что нужно?

– Я хотела узнать, по какому обвинению арестован господин Макаров.

– По какому праву интересуетесь? – Шипилин ощутил охотничий азарт. Вот, похоже еще одна ниточка нашлась! Теперь держать покрепче и весь клубок до конца размотается!

– Это не ваше дело, – нахмурила брови Сашенька. За дни, проведенные в госпитале, она успела понять, что в самом деле чего-то стоит и не должна спускать грубиянам, коль такие вздумают на нее рот открыть.

Усмехнувшись, жандарм в приталенной шинели заявил, пренебрежительно разглядывая незнакомку:

– Это как раз мое дело. Я расследую государственную измену.

– Оно и видно, как вы расследуете. Героя войны арестовали.

– Так. Ваше имя? Кто такая? Откуда взялась?

Найсакина ощутила, как внутри начинает нарастать раздражение. Так с ней даже штабные не смели разговаривать:

– Вы забываетесь... Немедленно представьтесь.

– Слушай, ты... Я и тебя сейчас арестую, имею полное право!

– Знаете что, сударь. Вы невежа и хам. Вы позорите честь мундира! – на шум стали выглядывать жители, стараясь не выходить за невысокие заборчики. – Кто вы вообще такой? Как ваша фамилия и кто командир? Я буду на вас жалобу писать.

Поняв, что словами ничего не решить, Шипилин схватил девушку за левую руку:

– Я тебе сейчас покажу, бунтовщица! Сейчас ты у меня узнаешь, как...

Дальше Сашенька действовала, как ей говорили и показывали штурмовики. Считали своим долгом объяснить хрупкой лекарке, как надо поступать в случае неприятностей. Видавшие жизнь мужчины относились к своей спасительнице, словно к дочери. А в городах одинокой женщине надо уметь постоять за себя.

Сумочка висела на левой руке, которую словно в тисках зажали. Больно и точно синяки останутся. Но вырывать ее – зря время терять. Поэтому Сашенька аккуратно достала из приоткрытого кармашка револьвер и выстрелила в ближайшее колено нападающего. Звук был не очень громкий, словно толстую ветку сломали. И почти сразу же асессор повалился на бок, зажимая ногу. Никогда не получавший до этого ранений карьерист и протеже многочисленных влиятельных родственников с ужасом смотрел, как намокает кровью штанина и сипло повторял:

– Она в