Никаких детей у него, разумеется, не было: он никогда не забывал о мерах предосторожности. И зря он, наверное, поддался искушению и завел этот разговор. У бедняжки Теодоры всегда было плоховато с чувством юмора. Раньше он безмерно умилялся ее старательным попыткам разгадать смысл его шуток. Но тогда ему было всего пятнадцать.

– Прости, я неудачно пошутил, – сказал Камден. – Но ты права, мне действительно нужно завести ребенка. А еще лучше – нескольких детей.

– Но как? – спросила Маша. – Мама сказала, что вы с женой развелись. А как можно завести ребенка без жены?

– Маша!.. – возмущенно воскликнула Теодора; румянец на ее щеках стал еще гуще.

– Ничего страшного, – сказал Камден и повернулся к Маше.

Девочка унаследовала от отца грустные глаза и длинный нос, но за внешностью печальной русской мадонны скрывался дух во сто крат мятежнее, чем у дюжины матросов, получивших увольнительную на берег. – Моя дорогая Мария Алексеевна, вы очень проницательная юная леди. Я как раз бьюсь над этой проблемой. А что предлагаешь ты?

– Вы должны жениться еще раз, – уверенно ответила девочка.

– Но кто же согласится выйти за меня, Машенька? Ведь я очень-очень старый. Ужасно старый.

Маша хихикнула и, понизив голос, сообщила:

– Но мама еще старше, чем вы. Получается, что она тоже ужасно старая?

– Да, конечно. Только ей не говори, – шепотом ответил Камден.

– О чем вы шепчетесь? – спросила Теодора, которую на время обделили вниманием.

– Я как раз говорила дяде Камдену, что ему надо жениться на тебе, мамочка, – без запинки ответила Маша. – Тогда у тебя не останется времени меня ругать.

Прежде чем Теодора успела оправиться от изумления, Саша с кормы судна закричал:

– Маша, иди сюда! Я тут такое поймал!

Девочка стремглав бросилась к брату – помочь ему управиться с огромным уловом.

– Ох эта Маша… – пробормотала Теодора, – Чувствую, я с ней намучаюсь.

– Я бы не стал за нее беспокоиться, – возразил Камден. – Она не пропадет.

Теодора промолчала. Закрыв зонтик, она прижала его обеими руками к животу, а затем поставила на палубу наконечником вниз и принялась указательным пальцем выводить на ручке на первый взгляд беспорядочные узоры.

Но он-то знал, что Теодора, сама того не замечая, выписывала собственные мысли.

«Боже. Боже. Боже».

Она была растеряна и смущена – в этом она мало изменилась. Камден принялся за следующее пирожное.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я приехала в Нью-Йорк, потому что… потому что ты скоро станешь свободным человеком?

– А разве это не так?

Камден избегал разговоров о своем семейном положений. Но судя по тому, что сказала Маша, ее мать была прекрасно о нем осведомлена.

Теодора в отчаянии заломила руки: она не привыкла к такой откровенности с его стороны. Она смотрела на него, не произнося ни слова, и ее неправдоподобно огромные голубые глаза умоляли его войти в ее положение, догадаться, чего она хочет, и самому это предложить, чтобы ей ни словом не пришлось обмолвиться о своем желании.

Камден вздохнул. Теодора появилась в самое неподходящее время, когда ему очень хотелось побыть одному – либо в море, либо у себя в мастерской. Но он не желал огорчать детей и поэтому последние три недели устраивал им развлекательные экскурсии по городу. Однако у него не осталось больше ни сил, ни желания отгадывать «загадки» Теодоры. Если ей что-то от него нужно, – а ей явно что-то было нужно, – пусть не ломается, а скажет об этом прямо.

– Ты правда разводишься с леди Тремейн? – робко спросила она.

– Это она хочет развода, а значит, так тому и быть, – ответил он и сам удивился тому, как угрюмо прозвучал его голос. Сегодня утром пришло письмо от Аддлшоу: адвокат заверял его, что обручальное кольцо, которое Камден потребовал у Джиджи, вернется к нему в самом скором времени.

Зачем ему это кольцо?! Хватит и того, что ему каждый день приходится смотреть на проклятый рояль. Он ведь рассчитывал, что вместе с кольцом вернется Джиджи! Но его затея провалилась. Она выйдет за лорда Фредерика. А он? Он-то что будет делать?

– Тебе ведь понадобится другая жена? – Голос Теодоры понизился до такой степени, что он едва расслышал последнее слово.

Не нужна ему другая жена. Ему нужна та, которая у него уже есть.

– До этого еще далеко.

«Боже, помоги мне», – вывел ее палец на ручке зонтика. Да уж, Боже, помоги им всем.

Дети завопили от восторга, нарушив неловкое молчание.

– Смотрите, что у нас! Смотрите! – закричал Саша, подбегая к ним с полосатым окунем, в котором на вид было фунтов пять, не меньше.

– Замечательно! – воскликнул Камден, поднимаясь со стула, – Мне в твоем возрасте попадалась только мелочь.

Он снял трепетавшую рыбину с крючка и бросил ее в ведро с водой.

– Ну что, подать ее на обед с лимонным соусом?

– Обязательно! – безапелляционно заявил мальчик.

– Слушаюсь, сэр! – Подхватив Сашу на руки, Камден подбросил его в воздух и покружил на вытянутых руках.

– А я?! Меня тоже! Я помогала! – закричала Маша, протягивая руки к маркизу.

Камден и ее покружил, радуясь детскому смеху.

– Ну что, мои искусные рыболовы, поймаете еще одну, прежде чем мы отчалим?

Дети убежали, снова оставив его наедине с матерью. Тремейн открыл корзинку для пикника и принялся складывать туда остатки ленча – половину куриного пирога, нарезанный кусочками ростбиф, почти пустую миску с картофельным салатом и полдюжины лимонных пирожных.

Теодора встала рядом. Пристально глядя на него, тихо сказала:

– Я часто думала о прошлом, о Санкт-Петербурге. Помнишь, что ты мне тогда говорил?

– Я не забыл. – Он закрыл корзинку и уставился на плетеную крышку. – Но если честно, то я буду страдать из-за развода. Новой жене не достанется от меня ни капли любви и нежности, а я слишком тебя люблю, чтобы подвергать такому испытанию.

Ну вот, наконец он это признал. Развод опустошит его. Практически изничтожит. Он до смерти боялся часа, когда приходит почта, боялся любых писем от английских адвокатов, боялся возможной телеграммы от миссис Роуленд, которая с укором возвестит, что Джиджи совершила непоправимую глупость.

– Понимаю, – горестно поникла Теодора, точно ребенок, которому сказали, что в декабре не будет Рождества.

Камден привлек ее к себе.

– Но я все равно никогда тебя не оставлю. Если ты вдруг окажешься в беде, только дай мне знать. А если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, то я выращу близнецов как собственных детей. – Он поцеловал ее в висок. – Ты никогда не будешь знать забот – это мое слово остается в силе.