– ...они вышли во двор, он одному – бац! Тот – с копыт. А второй бритвой по роже – хуяк!

Рында налил обоим, но закуску положил только себе.

– Будем!

Тут же налил по второй.

Нина пила и курила, ела совсем немного.

«Это хорошо, – подумал Рында. – Быстрей окосеет – не будет выделываться... А то глаза как у порядочной, разговоры умные, а у Баркаса сосала без звука. Падла!»

Он снова вспомнил ритмичные позвякивания бутылок и двигающуюся голову на прилавке. В брюках взбух горячий бугор. Он сунул руку под скатерть, нащупал гладкие коленки, вставил кисть между ними, но ничего не получилось, колени не раздвигались.

– Давай еще выпьем!

– И что?

– Ничего...

– Зачем ты меня сюда привел?

Рында налил рюмки до краев, залпом выпил свою, закусил селедкой. Картошку он не ел: мать наталкивала ею всю жизнь.

– Давай пей, веселей будет!

– Да?

Нина тоже выпила, намазала хлеб маслом, потом мелкой желтоватой икрой.

– Вы думаете, заплатил за обед – и можно лезть под юбку... Она откусила бутерброд.

– Ну а если плачу я?

– Тогда залезаешь мне в штаны! – Рында громко захохотал.

Нина налила себе и выпила, не приглашая сотрапезника.

– Знаешь, что про тебя говорил Баркас?

Она прищурилась.

«Поплыла девка», – подумал Рында

– Что?

– Не скажу... «Ну и дура», – мелькнула мысль.

Официант принес рыбную солянку От нее сильно разило рыбой. Значит, положили несвежую, суки...

– Пьем еще!

– Я – шампанское.

– Давай.

Улучив момент. Рында плеснул в пузырящийся бокал водки.

– Привыкла торговать?

– Куда деваться...

– Это верно!

Рында получил бутылку водки с соседнего столика и послал две. Потом целовался с четверкой новых друзей, пил с каждым за дружбу. Он то погружался в мутные волны опьянения, то выныривал наружу, как поплавок после неудачной поклевки.

Вынырнув в очередной раз, он увидел, что с Ниной сидит кавказец из гудящей в зале компании.

Взяв наполовину пустую бутылку, Рында подошел сзади и, ничего не говоря, шарахнул наглеца по башке. Тот залился кровью и рухнул на неплотно пригнанные доски веранды, сквозь которые просвечивали мутная рябь донской воды.

Зал взорвался возмущенными криками, и жаждущие мести соплеменники пострадавшего плотной гурьбой выкатились на свежий воздух. Было человек десять и воздух их не отрезвил.

Но Рында, набычившись, выдернул из-за Пояса вольту и жахнул под ноги недругам.

– Перемочу, падлы!

Про то, что затвор нужно передергивать рукой, он забыл. Да это и не пригодилось. Гости Тиходонска мгновенно протрезвели, извинились за своего товарища и увели его обратно в зал, а в знак полного примирения вынесли три бутылки водки.

Пир продолжался. Только официант уже не появлялся, и Рында решил его наказать. Взяв Нину за руку, он повел ее к машине. Девушка спотыкалась, с ноги слетела туфля, она сняла и другую.

– А платить?

– Обойдется!

Когда мотор взревел и Рында стал разворачиваться, официант появился на веранде, но активных действий не предпринимал.

– Испугался, козел! – удовлетворенно сказал Рында и икнул.

– А куда мы едем?

Машина свернула в лесопосадку и раскачивалась на непривычных для подвески российских ухабах.

– Кататься, – Рында снова икнул. Его мутило.

Они заехали довольно далеко и остановились на полянке, с одного края заваленной сухими стволами деревьев, ветками и сучьями. Было еще светло. Среди начинающей жухнуть опавшей листвы белели использованные презервативы, обрывки бинтов, марлевых повязок, ватные тампоны. В изобилии валялись пустые бутылки.

– Зачем ты меня сюда привез?

Нина смотрела пьяными глазами, тушь расплылась, волосы растрепались, лицо отекло и утратило привлекательность. Но юбка задралась, высоко обнажая загорелые ноги. Горячий бугор в штанах медленно и сильно пульсировал.

– А ты не понимаешь, зачем? – Рында испытывал раздражение и злость. Он не привык ходить в рестораны, тем более водить туда баб. Да и зачем? Взяли пару бутылок, закуски, похарились и разбежались. А все эти умные разговоры... Хрен им цена! К тому же Баркасу она давала без всяких разговоров...

– Раздевайся!

Нина вытянула губы трубочкой, поправила прическу.

– Прям счас. Разбежалась!

Она одернула юбку, достала пудреницу и, не обращая на кавалера ни малейшего внимания, принялась приводить себя в порядок.

По мере того как лицо девушки приобретало нормальный вид, Рында чувствовал нарастающую неловкость, будто между ними вновь вырастал барьер разницы образования, воспитания, умственного развития, манеры держаться...

Если бы дело происходило на «пятачке», скорее всего он бы проглотил очередной отказ. Но обнаженная откровенность окружающей обстановки побуждала к решительным действиям и не оставляла девчонке поводов для иллюзий. Деваться ей некуда. И хозяин здесь он, Рында!

– Я сказал – раздевайся!

Он выбил пудреницу, одним движением задрал юбку до желтых, в синий горошек трусов.

– Или хочешь по морде?

Огромный кулак приблизился к девичьему лицу, и она оставила попытку вернуть юбку обратно.

– Ну!

Вздохнув, Нина ловко вывернулась из платья, чуть приподнявшись, стащила трусики, заведя руки за спину, расстегнула лифчик.

– Что дальше?

Во взгляде и голосе чувствовалось нескрываемое презрение, но Рынде было на это наплевать.

– Ложись!

Он откинул сиденье.

Нина выполнила команду, согнутым локтем закрыла лицо, выражая полное равнодушие к тому, что ей предстоит перенести.

– Хоть резинку надень! – бросила она напоследок, но Рында уже залазил сверху.

Он не имел опыта секса в машине, путался в ногах девушки, рулевой колонке и рычаге переключения передач, раздражаясь все больше и больше.

– Не так! Выходи!

Он вытащил Нину наружу, заставил нагнуться, уперевшись руками в сиденье.

Мучившее его виденье материализовалось, босые ступни девушки погружались в опавшую листву, крепкие икры и округлые бедра образовывали узкий, вытянутый кверху треугольник, он потрогал место, где ноги сходились, и чуть подсел, примеряясь под массивные, в пупырышках «гусиной кожи» ягодицы. Плоть была сухой и неподатливой, будто он втискивался в локтевой или коленный изгиб. Но он все же прорвался взад-вперед, только вместо бутылочного подзвона скрипели пружины сиденья Девушка оставалась безучастной.