дело. Лаборатория завалена работой, и есть дела, где преступников можно задержать по горячим следам, а тут…

— Шесть лет прошло, так что лишняя неделя ничего не решает?

— Вроде того. С одной стороны, на меня давит начальство, требует результатов, потому что дело громкое, а с другой стороны, все говорят про шесть лет и никуда не спешат.

— Скажите, а вы нашли Дженкинсов?

— Нашёл.

— И допросили?

— Строго говоря, не я. Мои коллеги из Глазго.

— И что вы узнали?

— Не могу вам этого сказать, мисс Бирн, это материалы полицейского расследования.

— Это ведь Дженкинсы получили те десять тысяч?

Любезная полуулыбка исчезла с лица Годдарда. Он взирал на Айрис со смесью изумления и негодования.

— Не хотите попить чай, мисс Бирн? — спросил он тоном, который больше напоминал угрозу, чем приглашение. — Тут за углом есть приличный ресторан. Я бы сказал, единственный приличный в этом городе.

— Спасибо, не хочу. Я только что пила горячий шоколад.

— Тогда составите мне компанию.

* * *

Годдард, не глядя в меню, заказал джин с тоником себе и молочный коктейль для Айрис.

— Молочный коктейль? — фыркнула она, когда официант отошёл. — Я что, ребёнок?

— Почти, — сказал Годдард. — А тебе расскажите мне, как вы, бога ради, разнюхали всё про Дженкинсов?

Айрис не стала изворачиваться и честно рассказала про фотографии, звонок в школу профессора Эскюде, дубликат письма и выводы, которые они с Дэвидом Вентвортом из всего этого сделали. Инспектор Годдард слушал, не прерывая.

— Вы никогда не думали о работе в полиции? — спросил он, полушутя.

— Нет, я для этого не гожусь. Мне ведь сначала придётся быть констеблем, патрулировать улицы, а я… Ну, я всего боюсь.

— А в Эбберли жить не боитесь?

Айрис заправила прядь волос, лезшую в глаза, за ухо и медленно проговорила:

— Когда задумываешься об этом, то становится немного… жутковато. Но, видимо, мозг так устроен, что о таких тяжёлых, страшных вещах со временем перестаёшь думать. Привыкаешь, наверное. К тому же, вполне может быть, что сейчас в Эбберли преступника уже нет.

— Я подозреваю, что он всё ещё там. Все эти разъехавшиеся садовники и горничные… Мне кажется, они не при чём.

— А если вы ошибаетесь? Нельзя же ориентироваться только на чутье, — возразила Айрис, хотя сама тоже отбросила всю прислугу.

Официант подошёл к ним с подносом и составил напитки на стол. Айрис взяла свой молочный коктейль и немного отпила через трубочку.

— Что вы думаете насчёт этой ситуации с Рупертом и Вилли Дженкинсом? Это ведь может быть мотивом…

Годдард сделал глоток джина и поморщился:

— Вы так хотите выгородить Дэвида Вентворта, что готовы ухватиться за соломинку. Это может быть мотивом, но всё же… Он слишком слабый, этот ваш мотив. То, что Руперт умел водить, не делает его виновным в аварии. Как доказать через два года, что он был за рулём? К тому же, раз леди Клементина сожгла фотографии и письмо, то, значит, хотела это скрыть. Она не собиралась сдавать Руперта полиции.

— Может быть, фотографии сожгла не она, а Руперт?

— Уничтожил фотографии и на всякий случай убил мать, которая их видела? Ради того, чтобы скрыть правду, которая ему ничем серьёзным не грозила? Его бы даже не посадили. А за убийство вешают, если вы вдруг забыли.

— А если леди Клементина решила что-то предпринять…

— Что-то настолько ужасное, что он решился её убить? — Годдард постучал кончиками пальцев по ножке своего бокала. — Знаете, именно это сводит на нет все мои усилия. Отсутствие мотива. Это ведь не пьянчуги из Поплара, которые могут поспорить насчёт марки проехавшей машины и дойти до поножовщины. Умные, образованные, воспитанные люди. Чтобы кто-то из них решился на убийство, ставка должна быть очень высока.

— Или же это был приступ ярости, ненависти такой силы, что человек не думал о последствиях.

— Только Дэвид ссорился в тот день с леди Клементиной.

— Господи, он бы её не убил! Тем более, из-за этого.

— Так вы знаете, из-за чего? — быстро спросил Годдард.

— Да, но… Они поссорились из-за книги, больше я вам ничего сказать не могу. Из-за такого не убивают.

— Это именно то, о чём я и говорю, — Годдард вернул бокал на стол, не донеся до рта. — Нет мотивов.

— Или они в прошлом. Я знаю, вы скептически относитесь к этой версии, но я думаю, что что-то там есть… Тайна.

— Вся ваша версия, мисс Бирн, основывается даже не на письме, на черновике письма!

— И ещё на письме, которое было в кармане. Оно не могло быть написано позднее сорок пятого года. Так что это старая история.

— И всё ещё никакого мотива.

— Есть одна вещь… — Айрис чуть помедлила. — Это невозможно доказать, но я думаю, что Руперт узнал почерк в письме. Почему он тогда солгал? Зачем? Я думаю, он знает, о чём было письмо… И все эти книги на его столе. Здесь точно что-то есть.

— Откуда вы знаете, что он узнал почек?

— На его рабочем столе стоит фото с длинной надписью, сделанной рукой Джона Вентворта. Он видит её если не каждый день, то очень часто, а почерк очень запоминающийся.

Инспектор Годдард сделал глоток — медленно, неторопливо, давая себе время подумать над словами Айрис.

— Этого не доказать, вы правы. Но даже если доказать какой-то злой умысел, всё разбивается о то, что Руперт Вентворт физически не смог бы дотащить тело от парка до Леса самоубийц, а потом поместить в кенотаф. После этого ему нужно было пойти к эллингу, вывести лодку на реку и вернуться назад в поместье. Даже если предположить, что при должном упорстве он бы сумел всё это проделать, у него на это ушло бы очень много времени, недопустимо много. И я узнавал — у него не получалось править такой лодкой. В ней надо стоять и действовать одним веслом. А у него, видимо, были проблемы с координацией и равновесием. Причём, начались давно, даже до того, как явно проявилась хромота.

— Думаю, при желании, лодку можно было вытолкать как-то иначе… Или грести сидя, — не сдавалась Айрис. — И про Руперта, кстати, все думали, что он не умеет водить машину, а он умел.

— Вы же не думаете, что он с раннего детства начал готовиться к убийству матери и симулировать болезнь?

— Нет, конечно… А вдруг у него был сообщник? Кто-то из гостей, из прислуги, снаружи…

— Кто? Мне не показалось, что Руперт умеет заводить друзей — как и Дэвид, если на то пошло. Он несколько лет жил в Швейцарии, тут никого почти не знал. А