Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставалось наказать Владимирка за избиение угров. Изяслав и Гейза уговорились напасть на него общими силами. Союзники встретились на берегах Сана и дружески обнялись. Они вместе пошли на галицкого князя, который стоял у Перемышля. Последний был разбит. На своем борзом коне он пронесся сквозь полки угров и черных клобуков и успел ускакать в город. Перемышль, остававшийся без защитников, легко мог быть завоеван; но его спасло то обстоятельство, что неприятели занялись грабежом княжеского загородного двора, в котором было накоплено всякое добро. Меж тем многие галицкие ратники имели время собраться в город. Осажденный здесь Владимирко сумел найтись и в этом трудном положении. Он притворился тяжелораненым, умирающим и послал к королю с мольбою о мире. Он напомнил свои услуги, когда-то оказанные им отцу Гейзы, королю Беле Слепому, в его войнах с поляками; говорил, что, готовясь к смерти, поручает Гейзе собственного сына, и просил не выдавать его недругу Изяславу. А последний убеждал короля не внимать трогательным речам коварного князя. Но Владимирко успел уже богатыми дарами подкупить угорского архиепископа и главных королевских советников, которые явились усердными за него ходатаями. После многих переговоров Гейза наконец согласился на мир и заставил Владимирка поцеловать крест на том, что он возвратит киевскому князю захваченные у него волынские города и будет ему верным союзником.
Но лишь только миновала опасность, Владимирко переменил тон и отказался исполнить недавнее клятвенное условие. Изяслав прислал в Галич своего боярина Петра Бориславича с крестными, или договорными, грамотами, на основании которых посол потребовал возвращения волынских городов. Владимирко отвечал, что он жив не будет, а отомстит Изяславу, который привел на него угорского короля. Боярин напомнил о крестном целовании. Князь посмеялся над легковерием своих врагов и отослал боярина ни с чем. Петр положил договорные грамоты и отправился в путь; не получив ни подводы, ни корма, он должен был ехать на своих конях. Когда боярин съезжал с княжьего двора, Владимирко шел к вечерне в свою Спасскую церковь. Взойдя на переходы, которыми она была соединена с дворцом, он увидал Петра и со смехом сказал окружавшим: «Вот поехал русский муж, побравши все волости!» Затем князь взошел на полати, или хоры, откуда слушал церковную службу. Возвращаясь назад после вечерни, по уверению летописи, на том самом месте, на котором издевался над послом, он вдруг почувствовал себя дурно, как будто кто-то ударил его в плечо; приближенные едва успели подхватить его, чтобы он не упал. Князя принесли в горницу; положили в укроп, прикладывали разные снадобья; но ему становилось все хуже, и в ночь он скончался. Его приготовили к погребению и, по обычаю, подле гроба поставили княжье копье.
Киевский посол находился на первом ночлеге по дороге в Киев. Едва запели петухи, как прискакал княжий отрок из Галича с приказом не ехать далее и ждать другого гонца. Петр начал тужить, предвидя новые притеснения от Владимирка. Еще до обеда прискакал другой гонец с повелением от князя ехать назад в город. Когда он подъехал к дворцу, из сеней вышли к нему княжьи слуги, все в черных плащах. Петр удивился этому; а когда он взошел на сени, то увидел молодого Владимиркова сына Ярослава сидящим на отцовском месте в черной мантии и клобуке; все его бояре также были в черных одеждах. Петра посадили на стул, и Ярослав со слезами на глазах начал говорить ему о внезапной смерти своего отца. А затем велел отвезти свой поклон великому князю Киевскому и сказал ему следующее: «Бог взял у меня отца, и будь мне вместо него. Ты сам ведался с моим отцом; но Бог уже совершил свой суд над ним; а меня поставил на его место. И полк его, и дружина теперь у меня; только одно копье стоит у его гроба; но и то в моей руке. Ныне, отче, кланяюсь тебе; имей меня так же, как сына твоего Мстислава. Пусть Мстислав ездит у твоего стремени с одной стороны, а я с другой». И затем отпустил Петра.
Однако и Ярослав (прозванный Осмомыслом), подобно отцу, не думал сдержать своего обещания и не воротил волынских городов. Поэтому Изяслав II в следующем, 1153 году предпринял новый поход на Галицкую землю с подручными князьями и черными клобуками. У Теребовля встретил его Ярослав со своими полками. Галицкие бояре не пустили молодого князя в битву, а затворили его в городе на том основании, что он у них остался один и потеря его была бы для них бедствием. Сражение произошло упорное и нерешительное. На одном крыле братья Изяслава обратили тыл перед галичанами; а на другом сам великий князь гнал перед собою неприятеля. К вечеру он стал на месте битвы с небольшой дружиной и велел поднять галицкие стяги. Обманутые этой хитростью галичане начали собираться под стяги; но тут были захвачены в плен. Пленников набралось более чем собственной дружины; великий князь велел перебить их, за исключением только лучших людей. Очевидно, вражда с галичанами дошла у него до ожесточения. Без всякого другого успеха он ушел назад в Киев. «Великий плач был по всей земле Галицкой», — замечает летопись. Плакали, конечно, семейства, осиротевшие после избиения вероломно захваченных пленников. Такое вероломство и варварство против русских людей со стороны одного из наиболее любимых народом князей Киевских вызвало у летописца только это краткое замечание.
Спор с галицким князем о волынских городах остался нерешенным вследствие наступившей вскоре кончины Изяслава II. Будучи вдов, он сосватал себе другую жену у одного из христианских владетелей Абхазии и осенью 1153 года послал сына своего Мстислава с дружиною и берендеями вниз по Днепру, чтобы проводить невесту сквозь половецкие степи. Мстислав дошел до города Олешья, то есть до низовьев Днепра; но черкесская княжна не явилась. На следующий год Мстислав опять отправился ей навстречу; княжна прибыла морем в Днепр и поднялась до порогов; а отсюда русская дружина проводила ее до Киева. Великий князь сыграл свадьбу; но спустя несколько месяцев, в ноябре того же 1154 года, он скончался, еще