Самое поразительное и горькое, что Эльза даже не заметит его исчезновения. Конечно, она зарыдает, узнав о гибели мужа, но это будут слезы не по нему, Максиму Соколову, а по немецкому лейтенанту Петеру Штауфу. Который, надо прямо сказать, не слишком-то ее любит и вообще, если уж говорить совсем откровенно, не был ее достоин.

Петер Штауф при ближайшем рассмотрении оказался самодовольным, занятым лишь собой и собственной службой эгоистом. А Эльза была нужна ему больше для карьеры — блестящий германский офицер обязан быть образцовым семьянином, иметь жену и детей. Ну, и, конечно, она нужна была и для сексуального удовлетворения, не все же бегать по шлюхам. Вот он и выбрал себе женщину, соответствующую его положению в обществе и вкусу.

И, надо сказать, не прогадал — Эльза оказалась хорошей женой и отличной матерью. Не говоря уже о том, что искренне любила его и всячески ублажала в постели. А он ее, очевидно, никогда по-настоящему не любил и не ценил. Не то что он, Максим… Но тем не менее ему придется покинуть ее. И Эльза, к сожалению (или к счастью?), никогда не узнает, кто был с ней в эти последние два месяца.

«А может, так даже лучше, — подумал Максим. Пусть все остается так, как есть. У Эльзы останутся приятные воспоминания о своем муже, об их последних месяцах, она сохранит светлую память о нем. О своем супруге, Петере Штауфе, бравом лейтенанте вермахта…

А он вернется в свое время и к своим обязанностям. Скучным, но таким необходимым. Вся жизнь, если разобраться, и состоит именно из них — из этих скучных обязанностей…

Макс вышел из лифта и остановился напротив двери своей квартиры. То есть, конечно, квартиры Петера Штауфа. Впрочем, это было уже неважно — и он, Максим Соколов, и немецкий лейтенант Петер Штауф возвращались в нее в последний раз. Две недели — и назад, каждый в свое время: Макс — в двадцать первый век, на свою дачу, а Штауф — в 1942-й, на фронт, в свою роту. Две недели счастья — вот все, что им осталось. Две недели на двоих…

«Так чего тянуть, — решил Макс. — Нужно провести их так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченное время. Как правильно заметил один отличный советский писатель…

С этими мыслями он и нажал на кнопку звонка. Через пару секунд дверь распахнулась и на пороге возникла Эльза. В привычном домашнем халатике, немного растрепанная, вся такая родная и близкая. И Макс сразу забыл обо всем на свете: о войне, обстрелах, бомбежках, страданиях, смерти и даже о близком и неизбежном расставании.

Они сейчас вместе и ничего другого для него не существует. И не будет существовать в течение двух ближайших недель. Пусть ему осталось совсем немного, но это его время. И он его никому не отдаст…

Вечером ему позвонил Борька Меер:

— Слушай, старик, я навел кое-какие справки, и вот что выяснил. Оказывается, у твоего лейтенанта была сестра, Инга Штауф…

— Знаю, — перебил его Макс, — я тоже нашел сведения в берлинских архивах.

— А ты в курсе, что она в 1943 году вышла замуж за некого Генриха Ремера? — продолжил Борька.

— Нет, — удивился Максим. — Откуда ты знаешь?

— Запросил данные по всем девушкам с именем Инга Штауф, жившим во время войны в Берлине, — самодовольно ответил Борька. — Не так уж и много их оказалось — точнее, вообще одна. Я подумал: раз не вышло достать сведений об Эльзе, может, получится узнать что-нибудь о ее родственниках и таким образом выйти на нее? И точно: узнал, что Инга Штауф в январе 1943 года вышла замуж за лейтенанта Генриха Ремера, а свидетельницей при заключении брака была — прыгай от радости! — Эльза Штауф.

— Да? И что это нам дает? — не понял Макс.

— Слушай дальше, — голос Борьки наполнился торжеством, — лейтенант Ремер родом из Эрфурта, это в Тюрингии. Я запросил тамошние сведения, и вот что узнал: вскоре после свадьбы Инга переехала жить к мужу — точнее, к его родителям. У них в Эрфурте был свой домик… Генрих, как положено офицеру, служил в армии, сражался, а Инга его преданно ждала. А в марте 1944 года к ним перебралась еще одна их новая родственница, жена лейтенанта Петера Штауфа. Это и есть твоя Эльза…

— Она не моя, — грустно вздохнул Макс.

— Неважно, — ответил Борька, — главное, что я ее все-таки вычислил. Эльза зарегистрировалась как беженка из Берлина, причем со своими детьми — шестилетней Мартой и годовалым Герхардом…

— У Эльзы родился сын? — взволнованно произнес Макс.

— Да, — сказал Борька, — в апреле 1943-го. А что тут такого? С женщинами, знаешь ли, такое иногда случается.

И заржал по своему обыкновению. Веселый он человек, юморной…

— Но я… То есть ее муж, лейтенант Петер Штауф… — произнес внезапно севшим голосом Макс.

— Верно, лейтенант Штауф погиб, — подтвердил Борька, — об этом есть даже запись в архивах. Точнее, его сначала посчитали пропавшим без вести, и лишь потом, через полгода, официально признали погибшим. Но ребенок тем не менее родился и носит его фамилию. А почему бы нет? Если допустить, что лейтенант Штауф летом 1942 года, незадолго до своей гибели, побывал дома, скажем, в отпуске, то это вполне возможно. По срокам все сходится… Так что поезжай в Эрфурт, там тебя ждут. Можешь вручить Марте Штауф свои находки…

— А Эльза? — тихо спросил Макс.

— Умерла в 1998 году, — серьезно ответил Борька. — Ее дочь, Марта, слава богу, жива и здорова. Я поинтересовался: старушке семьдесят с чем-то лет, но она еще довольно крепкая женщина. И, главное, в полном уме и здравой памяти. Живет по-прежнему в Эрфурте, вместе с родственниками, Ремерами. Ее опекают двоюродные братья-сестры, а также их дети. Присматривают за ней и по возможности помогают. Своих-то детей у нее никогда не было…

— А Инга и Генрих Ремеры? — спросил Макс.

— Тоже умерли, в начале двухтысячных, — ответил друг. — Сначала он, затем она. Похоронили их рядом на городском кладбище, недалеко от могилы Эльзы. Можешь навестить, возложить цветы, если захочешь.

— Жаль, — искренне произнес Макс, — все-таки это были ближайшие родственники Петера Штауфа…

— Главное, что его дочь Марта жива, — напомнил Борька. — Поезжай, у тебя есть отличная возможность сделать благое дело — передать старушке вещи ее погибшего отца. И заслужить глубокую и искреннюю благодарность от всего рода Штауфов-Ремеров, а также всего германского народа….

— А сын Эльзы, Герхард, — снова поинтересовался Макс, — что с ним?

— Сведений не так много, — сказал Борька. — В начале шестидесятых, сразу после окончания института, он уехал в США, где и остался на постоянное жительство. Преподавал в университете, получил гражданство, вроде бы неплохо устроился. Подробнее сказать не могу, Ремеры почему-то не любят говорить о нем. Наверное, это черная овца в их стаде…

— В отаре, — поправил Макс.

— Что? — не понял Борька.

— Стадо овец называется отарой, — пояснил Макс.