Постояв ещё секунду Дади подошла к учителю и селя рядом на самый край дивана. И уронила голову на руки. Андж мягко положил руку ей на плечо.

— Выдохни, Дитя.

Дади так и сделала. В ещё гудящей голове роились вопросы и переживания, но девушка решили разбираться с ними по очереди, в том порядке, в котором они будут всплывать на свет.

— Учитель, что такое Гхасса?

— Ты все-таки увидела травяные поля и чужие звезды?

— Возможно. Я запомнила мало. А что запомнила, уходит быстро.

— Я не имею понятия, что это такое, Дитя, — ответил Андж, и его ученица с удивлением обернулась. — Может это другое место. Может другое время. Может просто образ, отпечатанный где-то в таких глубинах Системы, о которых я почти ничего не знаю. Тут уже ты можешь меня просветить, если увидела что-то ещё.

Дади задумалась на мгновение.

— Нет, — сказал она, не скрывая сомнения, — я больше ничего не помню.

— Тогда ничего об этом сейчас думать.

Сердце твари вдруг ожило. Из головы стал доноситься странный шипящий звук. Андж взял её в руки и увидел как растет отверстие там где должен был быть рот. По краям отверстия проступи ростки зубов, подобных человеческим, которые быстро скрылись за сформировавшимися губами. Монах ладоням ощутил вибрации голосовых связок, образовавшихся внутри и начавших издавать странный мычащий звук. И потом голова произнесла:

— Гад… даар…

После этого рот твари начал стремительно терять форму, в мгновения обратившись несколькими висячими лоскутами черной массы.

— Оно… говорит? — спросила Дади, как только первичное удивление миновало.

— Гаддаар. Это слово из древнего языка. Не того, из которого произошло твое имя, дитя, но равно утерянного, — сказал монах. Его лицо украсила улыбка, но улыбка исполненная печали.

— Это значит “предатель”.

Эпилог: Первый шаг за порог

Набрав припасов, и приняв наконец душ, Дин повез паломников к месту в котором его контракт истекал. Машинально он продолжал исполнять обязанности целого экипажа и обслуживал своих пассажиров как мог, но умом он был далеко как никогда.

— Сможешь починить, парень? — спросил его монах за ужином, положив на стол свой курительный агрегат. — Я так и не смог его запустить. Похоже в драке я его сломал.

Дин бросил беглый взгляд на прибор. Отложив еду в сторону он извлек из кармана маленький набор инструментов, запустил нужные программы для манипуляторов.

— Что случилось, Дин? — спросила Дади.

— Да ничего, — ответил он. — А что?

— Ты почти не разговариваешь. С тех пор как мы покинули город. На тебя не похоже.

— Я в порядке, просто… — парнишка тяжело вздохнул, — … просто я не могу отделать от мысли, что сделал нечто ужасное.

Паломники переглянулись.

— Вы же все его видели, — сказал Дин не отрываясь от ремонта, — корабль, идущий высоко над землей. Это было… было прекрасно. — Механик оторвал взгляд от агрегата, позволив манипулятор продолжить работу. — Все видели первое в своем роде воздушное судно, видели на какой скорости оно может двигаться. И взрывается так, как могут только два связанных Сердца. Ученые всего мира будут ломать над этим головы, может годы, может десятилетия. Но однажды поймут, что мы сделали, и смогут повторить эти минуты полета. А затем превратить этим минуты в часы, даже дни. Только представьте — воздушные флоты, идущие над Пустошью, невзирая на Поток, на рельеф. Как это изменит судоходство? Торговлю, экономику, технологии? А теперь представь, как изменится пиратство. Как изменятся войны. Просто вообрази крохотный катер, груженый двумя большими Сердцами, спускающийся из-за туч на ничего не подозревающий город. Я своими руками посеял зерно разрушения.

Над столом повисла тишина.

— Действия и последствия, — сказал Дин, повторя фразу, которую не раз слышал от своих спутников.

— Действия и последствия, — повторил Андж. — Действия, альтернативой которым была смерть. И последствия, которые вне твоей власти и видения. Не забивай себе этим голову, Дитя. Не ты один понимаешь, чем это все чревато. Помнишь, что я говорил о судьбе?

— Да. Нужны миллионы лет, чтобы познакомить зад с камнем.

Дади сдавленно хихикнула. Остальные тоже позволили себе улыбнуться.

— Мне нужен верстак, — сказал он и вышел из-за стола.

*******

Монастырь Менри занимал вершину довольно пологого холма в двух сутках хода от Акабы-Четыре. Но причал располагался у его подножия — остаток пути было принято проходить пешком. Андж шагал по склону нарочито медленно, вынуждая и свою ученицу также не торопиться.

— Помнишь, я обещал рассказать, чем занимаюсь в свое отсутствие? — спросил старый монах.

— Охотитесь на хтонов. Очень странных, — ответила Дади.

— Да. Но кажется пора посвятить тебя в некоторые детали. Тебе следует об этом узнать до того, как твое паломничество закончится. И… — монах показал пальцем на монастырь на вершине холма. — …я больше не могу этого откладывать. Как бы того не хотел.

Свободной рукой Дади ухватилась за ворот и посмотрела на своего наставника с любопытством и тревогой в равных долях.

— Посмотри на верх, дитя, — оба подняли головы. Над ними висела плотная завеса туч.

— За этими облаками простирается ясное небо, которое ограждает нас от пустоты Космоса. Дальше есть только пыль, газ и свет. Ты видишь там именно это, да? — Спросил монах и Дади кивнула в ответ. — А знаешь, что вижу я? Тюрьму. Космос — это камера, а небо — решетка. В эту тюрьму я засадил немало опасного народа. И теперь я лишь сторож у её ворот. Иногда им удается поставить одну ногу нашу землю. Моими усилиями, поставить вторую они не успевали. До последнего времени. Я ошибся в расчетах и один из них почти смог сбежать.

— Но как?

— Чтобы спуститься с небес на землю им нужно три вещи. Материя, энергия и проводники. Хтоны служат им телом. Сердца питают их. А люди открывают двери и позволяют им вырваться из глубин Сети, обрести форму и перестать быть рассеянным по солнечной системе сигналом.

— Пропавшие монахи…

— Да. Их умы и мозги переплавили в ключ, которым и открыли дверь. Ты не должна была угодить во всю эту историю. Это моя вина. Но я стар. Очень стар, и однажды я хотел бы просить у тебя помощи в своем деле. Но не сейчас. Не в таких обстоятельствах. Прости меня.

Дади все ещё держалась рукой за ворот. Теперь она была в растерянности, не зная что сказать.

— Я правда хотел сделать тебя своей преемницей, но не стану решать за тебя. Знай только, — монах наклонился и мягко положил свою огромную ладонь и на хрупкое плечо, — что я в тебе не ошибся, дитя. Не