Твари объяснили, что им захотелось наружу – в обычную жизнь, прочь с проклятого острова. Нежить тоже хочет жить обычной человеческой жизнью. Существование в рамках острова стало невыносимым. Раньше не было недостатка в «пище»: к невидимому простым обывателям острову то и дело приплывали неосторожные пловцы, прогулочные катера с туристами и лодки. Но с некоторых пор аномальную зону избегают и суда, и рыбаки, и купальщики. Приходилось действовать хитростью и через помощника. Рассказ нежити лишь подтвердил то, что их группу заманили в ловушку.

Изголодавшиеся твари умеют открывать проход, могут выбраться наружу, только существовать там уже не могут. Прошло слишком много времени после случившегося, их тела в обычном мире мгновенно станут такими, какими и должны быть спустя двадцать лет после смерти. Но идею, как выйти с острова, подал Артем. Правда, ослушник и дезертир, как его охарактеризовал Сидоренко, действовал за спиной своих командиров – решил, что в одиночку у него больше шансов осуществить задуманное. Только ему постоянно кто-то препятствовал: то свои же, то Данила, то собака.

План нечисти был до умилительного прост: убить их троих, похоронить на кладбище, дождаться, когда тела поднимутся. Новоявленная нежить после воскрешения возжелает подкрепиться, но для «поцелуя» подставятся Сидоренко и его помощники. Сидоренко полагал, что так сможет переселить свою проклятую сущность в другое тело, которое не рассыплется прахом в обычном мире. Новая нежить, получив вместо живой «пищи» мертвых, не подкрепится, а с «поцелуем» невольно перетащит из одного тела в другое эти сущности. Так представлял себе Сидоренко и его помощники. Надеялись, что сумеют выйти с острова в телах пленников. Даниле же план казался столь же сомнительным, как план киношного злодея по захвату мира. Но Сидоренко был уверен в своей гениальности и непобедимости антагониста из блокбастера. Нередко в кино эта уверенность и оказывалась слабым звеном и давала преимущество супер-герою. Но так бывало в кино. А в реальности он, Данила Крушинин, копал себе могилу. В буквальном смысле слова. Ибо даже если что-то пойдет не так, они приговорены. Их все равно убьют.

Он копал, потому что у него самого плана не было. Ничего не приходило на ум. Если бы он был один, если бы одна из тварей не держала Марину, если бы другая нежить не караулила Стефанию и Анфису, он бы что-нибудь придумал. Что-нибудь отчаянное, рискованное, ведь кто не рискует, тот не побеждает. Но сейчас Данила чувствовал себя так, будто к его ногам протянулись проводки бомбы. Один неверный шаг, неверный вздох – и все взлетит к чертям.

Могилы были его уловкой, чтобы оттянуть финал. Две выкопал раньше Гоша, но Данила заявил, что они излишне мелкие и маленькие. Для него, с его ростом, уж точно. Ничего не получится, не удастся «гениальный план», если могилы окажутся неподходящего размера. Он блефовал, но Сидоренко неожиданно ему поверил. Данила еще понадеялся на то, что копать им придется руками – а это тоже время. Но другая тварь уже приволокла откуда-то две лопаты.

Он ослаб – и от голода, и от выдавшихся слишком активными дней, и от боли в воспалившейся ране, и от кровопотери. Но копал, стараясь не выдать того, что находится на грани обморока. Стоит ему потерять сознание, как все закончится. А пока он держится на ногах, остается шанс на спасение. Думай, Данила! Думай, Крушинин! Мотоцикл и машину водил, катером управлял, и с нежитью справишься.

Вышли ли Стефания с Анфисой или их захватили в заложницы?… Третий все не возвращался. И только это удерживало Данилу от отчаянного шага: вмазать нежити лопатой. Нельзя. Не сейчас. Нужно хотя бы подать знак Максу, чтобы действовать сообща. Ничего другого им не оставалось. Когда Данила без колебаний вызывался в добровольцы, он на то и рассчитывал, что как-то выкрутится, что-то придумает, сделает такое, что нарушит нежити все планы. Он вызывался так быстро, чтобы опередить Стефанию и импульсивную Анфису. Девчонки могли бы натворить глупостей. Нечисти все равно, кого убивать. А так хоть у кого-то появился шанс. Возможно, Макс тоже так думал. Только вот ему, этому блестящему аналитику, похоже, тоже ничего не приходило в голову. Данила понимал Макса как никто другой: когда «под дулом» держат твою любимую женщину, можно легко впасть в ступор. Или совершить отчаянный и потому стоящий всем жизни поступок. К счастью или несчастью, Макс тоже тянул время, отводил глаза, бросал украдкой взгляды лишь на Марину. А Сидоренко и его помощник внимательно следили за тем, чтобы пленники не обменялись тайными знаками.

Пот заливал глаза, Данила стирал его рукой и вновь, уже с остервенением, втыкал лопату в землю. В ушах шумело, в глазах темнело, поэтому он не сразу понял, что что-то изменилось – что стало тихо, что очертания кладбища расплываются не из-за его плохого самочувствия, а потому, что воздух пошел рябью… И только когда под его ногами дрогнула земля, завибрировала, как от толчка, он поднял взгляд и увидел стоявших неподалеку старика с посохом и процессию из мужчин, женщин и детей.

– Ну, здравствуйте, – пробормотал Данила сквозь зубы и оперся подбородком на черенок лопаты. – Опять в наш клуб привезли кино? Мне идти за попкорном?

Старик чуть усмехнулся в бороду, будто услышал его и оценил шутку. Затем кивнул и поднял посох.

– Только без мертвецов, пожалуйста.

Хотя, наверное, это идея – нападение вылезших из могил мертвецов на Сидоренко и его помощника. Мертвое убивает мертвое. Только старик не разделил его ожиданий. Или мертвецы с кадров «фильма» не могут напасть на реальную нежить?

Старец взмахнул посохом, и Данила увидел весь остров так, будто парил над ним. Внизу что-то происходило: по поверхности передвигались фигуры, бежали врассыпную, кто-то нырял в воду, кто-то искал укрытия в подземных переходах. Полыхало огнем здание больницы. Остров содрогнулся, будто от чудовищного толчка, вздыбились воды, обрушились гигантскими волнами на землю, унося в пучину бо2льшую часть людей или уже нелюдей. А затем остров стала окутывать дымка – густая, белая, плотная. И вторым кольцом, за пределами тумана, выросла другая преграда. Она не была видима, но Данила почувствовал ее, что называется, «шестым чувством». Остров исчез, ушел в другую параллель. И виной тому стал гнев населявших его духов старика и его народа. Их терпение иссякло. Их земли превратили в филиал ада. Они спрятали от людей свой остров, зараженный, как проказой, ожившими мертвецами. Перед тем как видение окончательно рассеялось, Данила увидел, как один мужчина убегает от преследовавшей его твари, как кидается в бурлившие воды и еще успевает проскользнуть в прореху в дымке. За его спиной туман сомкнулся, будто двери лифта. Этот человек оказался тем единственным, кому удалось спастись с призрачного острова.

– Хватит! Достаточно, – очнулся Данила от оклика Сидоренко. Он вытер ладонью лоб и оглянулся на старика. Могилы выкопаны, время больше не потянуть. Помощник Сидоренко уже волочет к ним упирающуюся Марину. Макс о чем-то умоляет Сидоренко. А этот старец стоит и наблюдает за ними, будто ничего не происходит.

– Зачем ты мне все это показал? Ради чего? – спросил Данила. Старик не ответил, развернулся и повел свой призрачный народ прочь.