В середине января 1840 года Россини смог присутствовать на вступительных экзаменах в лицей и дирижировать оркестром при сопутствующих занятиях (местная газета отметила это как первое исполнение возложенных на него обязанностей). Это означало всего лишь то, что он испытывал временную передышку от своих страданий. В феврале-марте врачи сочли необходимым ввести капли масла сладкого миндаля, мальвы и камеди в его мочеиспускательный канал. Месяц спустя его состояние значительно ухудшилось. Он описывает, что появилось чувство тяжести в промежности, выделения из мочеиспускательного канала стали более обильными и включали капли крови. На промежность были поставлены пиявки, после чего произошло полное блокирование мочеиспускательного канала, причинившее ему такую боль, что хирург вынужден был ввести ему катетер на двадцать четыре часа. Некоторое время Россини к тому же страдал от зуда мошонки. У него были кровотечения, ему делали теплые ванны и давали мягкие лечебные отвары. Ничто не помогало.

Олимпия не теряла чувства равновесия и способности видеть вещи в лучшем свете. 3 марта она написала Куверу: «Мы плохо себя чувствуем... это от переедания... мы с маэстро живем для того, чтобы есть... и мы выполняем эту свою обязанность с почти религиозным благоговением». Россини подарил ей «очень элегантный маленький экипаж» и пару лошадей, она пишет, что принимает «парижский вид», отправляясь на прогулку. После восьми лет совместной жизни с Россини ей пришлось сказать: «Меня нельзя назвать ни гордой, ни милосердной, я всего лишь толстая женщина, которая с утра до вечера занята тем, что переваривает пищу».

В сентябре 1840 года Олимпия сообщила Куверу, что состояние здоровья Россини в общем кажется неплохим, но его заболевание хроническое. Позже, в этом же году, она беспокоилась за него, а летом 1841 года написала несколько писем, в которых не распространялась слишком подробно о его физических страданиях и состоянии депрессии. Сомнительно, чтобы он мог получить большое удовольствие от болонской постановки «Вильгельма Телля» под названием «Родольфо ди Стерлинга» во второй половине 1840 года. Не слишком его порадовало и сообщение о том, что его бюст (наряду с бюстом графа Джулио Пертикари) был наконец-то установлен в фойе театра «Нуово» в Пезаро, в 1818 году занявшего место «Соле», снесенного незадолго до этого.

Характерные для Россини проблески юмора проскальзывают в его письме, написанном 13 сентября 1840 года его венецианскому другу-фармацевту Джузеппе Анчилло, которое начинается словами: «Только ты, мой дорогой друг... – и продолжается так: – Знаешь ли, чтобы доставить удовольствие моему другу [Николаю] Иванову, я переписывался с синьором Карезаной, секретарем Управления театра «Фениче», по поводу выбора партитуры оперы, в которой Иванов впервые появится. Этот выбор не легок, поскольку Иванов восхитительный певец, но имеет свои особенности. Как композитор, я с оговорками предложил «Вильгельма Телля» под названием «Родольфо ди Стерлинга», как сам Иванов уже представил его в начале октября в театре «Комунале» в Болонье. Синьор Карезана, которому я предложил свою помощь в работе над партитурой, заявил мне, что синьор Мочиниго [Мочениго] не любит, когда партитуры дают не под оригинальным названием, что партия примадонны слишком мала для мадам Деванкур [Деранкур], а это значит, что исполнение этой партитуры невозможно в Венеции, и, наконец, правительство никогда не одобрит этой партитуры. Я больше не упоминал этой оперы и не стал отвечать на убогие замечания, так как не хочу, чтобы они подумали, будто я обладаю обычной слабостью композиторов, то есть хочу видеть на сцене только свои работы. Ты же знаешь, что в своей простоте я плюю на свои работы, на публику, на управления и т. д. и т. д., но в интересах вашего театра и уже сформированной труппы невозможно найти лучшей партитуры. Себастьяно Ранкони отлично исполняет партию Телля. В этой партии в совместном выступлении с Ивановым он имел блестящий успех во Флоренции прошедшей весной. Деванкур, которая чрезвычайно далека от роли звезды в «Фениче», вполне можно дать роль Матильды. [Дженни] Оливье будет восхитительна в роли сына, [Паоло] Амброзини превосходен в роли Вальтера, а из Иванова получился бы божественный Арнольд. Болонское либретто (которое ваше правительство не может запретить ни под каким предлогом) было мной доработано, и уверяю вас, опера идет хорошо; несколько второстепенных партий – и я гарантирую успех. Ты же, посредничающий компаньон, действуй, высказывайся, интригуй, поговори с Мочениго, выслушай Карезану, революционизируй Венецию, преуспей и приобрети, осуществив постановку «Родольфо ди Стерлинга», с уважением и любовью Дж. Россини.

Нельзя терять ни минуты. Понимаешь? А как много автографов!!!!» 5

Хотя из этих переговоров ничего не вышло, в середине февраля 1841 года, когда непрекращающиеся болезни Россини стали внушать меньшую тревогу, Россини и Олимпия, взяв с собой двух слуг, отправились в Венецию и остановились в гостинице «Европа». Главной, а может, и единственной причиной этой поездки стало желание Россини помочь своему другу Винченцо Габусси (1800-1846), болонскому композитору, премьера оперы которого «Клеменца ди Валуа» должна была состояться в «Фениче» во время карнавального сезона. Возможно, благодаря присутствию Россини, поддерживавшего Габусси, неодобрительное отношение к опере было проявлено довольно мягко во время ее первого исполнения. Венеция оказалась не более благотворна для Россини, чем для Габусси. Еще до отъезда из Болоньи его стало мучить сильное расстройство желудка, и оно продолжалось в течение всего пребывания в Венеции. Когда он вернулся в Болонью, его состояние, причиной которого считали воду, которую он пил в Венеции, ухудшалось в течение трех или четырех месяцев, несмотря на отчаянные попытки положить этому конец.

К 4 марта Россини вернулся в Болонью. Некоторое время он явно оставался в неведении относительно того, что 21 марта Болонская епископальная академия организовала торжественное заседание с целью сделать его почетным членом за его работу в лицее «Комунале» 6 . А он в это время продолжал болеть, испытывая сильные мучения. В апреле в Болонью заехал знаменитый дрезденский врач Карл Густав Карус. Россини проконсультировался у него. Карус предположил, что хроническое воспаление мочеиспускательного канала было связано с болезненным геморроем, от которого Россини тоже страдал. Он прописал длительное применение «серного цвета», смешанного с пеной винного камня, и посоветовал ставить пиявки на геморройные узлы; а в ближайшее время он рекомендовал оказывать предпочтение касторовому маслу перед солью и сказал Россини, что в подобных случаях хорошие результаты давало лечение в Мариенбаде.

Россини не поехал в Мариенбад. 9 мая 1841 года, ощущая себя достаточно сильным, чтобы посвятить время и мысли делам лицея, он пишет в Вену Донцелли и просит приобрести необходимые ноты: «Я вынужден попросить тебя кое-что срочно сделать для меня. Вот в чем дело: попроси какого-нибудь маэстро, обладающего хорошим музыкальным вкусом, подобрать произведения для кларнета соло, кларнета и фортепьяно, трио, квартеты, квинтеты, септеты и т. д. для нескольких духовых и струнных инструментов. Мне сказали, что множество блестящих произведений такого рода есть у маэстро Мендельсона; в целом проблема заключается в том, чтобы заручиться хорошим советом с точки зрения выбора и цены, с тем чтобы эти произведения могли быть использованы лицеем «Комунале». Если существуют песни на итальянском или французском языках вышеупомянутого Мендельсона для сопрано пли тенора с фортепьянным аккомпанементом, приобрети их. Я оплачу расходы и перешлю сумму через твоего агента [Андреа] Перуцци, который часто сообщает мне новости о тебе. Обращай внимание на цены произведений, которые приобретаешь; таким образом ты тоже принесешь пользу родному городу. Только пойми, что необязательно приобретать произведения исключительно маэстро Мендельсона, подойдет любой маэстро. Например, Вебер писал очень хорошие произведения и многие другие. Помоги мне составить хорошее собрание, достойное нас всех».