– Да вообще, – рассмеялась Сесилие. – Как можно быть такой дурочкой?

– Дура дурой.

– Ненавижу злых людей, – сказала Сесилие, прижавшись к ней.

Да, они были одногодками, но иногда Изабелле казалось, что Сесилие всего семь лет и за ней нужно приглядывать весь день.

– Я позабочусь о тебе, не бойся, – сказала Изабелла, погладив худенькую девочку по волосам.

Вдруг дверь открылась и в комнату заглянула запыхавшаяся Сюнне.

– Они вернулись.

– Кто?

– Паулус с Бенедикте. Они вернулись. Только что приехали. На полицейской машине. Пошли сразу в кабинет Хелене.

Он вернулся.

Изабелла почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди.

Хочешь встретиться со мной? Тайно.

Только ты и я.

Пятнадцатилетняя девочка улыбнулась.

Конечно, хочу.

Ждет не дождется.

Холгер Мунк повесил пальто в коридоре, снял ботинки, прошел прямо в ванную и открыл медицинский шкафчик. Открыв коробку таблеток от головной боли, он положил на язык сразу две, запил водой и пошел в гостиную, не зная, куда себя деть.

Он вчера так устал, что пошел спать сразу после встречи с Мией в «Юстисене», но не смог уснуть. Вертелся под одеялом и был вынужден снова встать. Он беспокойно бродил по квартире, потом наконец оделся и вышел на холод, на улицу, опустив глаза и накинув капюшон на голову.

Эта внезапная головная боль. Боль в висках и за ушами. У него так же потемнело в глазах прямо посреди допроса Бенедикте Риис. Как будто кто-то вдруг ударил его по затылку битой, как из ничего, вдруг звездочки перед глазами, металлический привкус во рту, ему пришлось извиниться, выйти, умыть лицо холодной водой. В себя он начал приходить только через какое-то время. Мигрень?

Холгер Мунк не самый здоровый человек в мире, это он отчетливо понимал, но с головой у него проблем не было никогда. Часы над кухонным столом показывали почти три. Середина ночи. Вот черт. Он уже даже не чувствовал усталости. Только эта адская головная боль. Он немного постоял в ванной, подождав, пока таблетки подействуют. Неужели он стареет? Пятьдесят четыре, через несколько дней пятьдесят пять, разве это возраст? Или нет? Он поплелся на кухню, поставил чайник и открыл холодильник. Еда. С ней у тучного следователя никогда не было проблем, но сейчас он стоял и смотрел на нее, и ему впервые в жизни не хотелось ничего. Он достал из шкафа над раковиной кружку, подождал, пока закипит чайник, налил себе чаю и отнес его в гостиную, остановившись перед полкой с дисками.

Съесть что-нибудь вкусное. Музыка фоном, пока он переключает ТВ-каналы без звука. Обычно он так делал. Освободить мысли, избавиться от прошедшего дня – это своего рода медитация. Хороший ужин. Музыка. Картинки из мира мерцали на экране на заднем плане, но сейчас он не нашел ничего, что бы ему хотелось поставить. Мунк опустился на диван, отпил немного чая, головная боль понемногу отпускала. За окном хоть глаз выколи. Глубокая ночь, мир спит, но он никак не мог успокоиться. Квартира казалась такой пустой. Он сделал все, что смог, создавая себе дом на Тересесгате, и раньше ему не приходило в голову, что вещи вокруг кажутся мертвыми. Горшок с юккой в углу. Фотографии Мириам и Марион над диваном. Полка с дисками, занимающая всю стену за телевизором. Он просто обманывал себя. Заставил себя поверить, что это дом, но это не так. Как бы он ни переставлял все и ни старался. Контейнер для хранения – вот что это такое. Место, где можно перекантоваться.

Пока он ждал, когда…

Мунк не закончил мысль, пошел в ванную и принял еще две таблетки. Притворился, что не видит обручального кольца, которое снял с пальца и положил туда. Зашел в кухню и открыл холодильник, все еще ничего не желая. Еще раз подошел к полке с дисками и так и не нашел ничего, что можно послушать.

Он уже шел обратно к дивану, когда вдруг позвонили в дверь. На секунду Мунк застыл на месте, он не сразу осознал, что это было. К нему редко кто-то приходил, звук был очень непривычен. Посреди ночи? Кто-то, должно быть, ошибся. Кто-то нажал не на ту кнопку по пути на какую-нибудь вечеринку, но звонок повторился. И еще раз.

Наконец, раздраженный Мунк подошел к домофону.

– Алло?

– Привет, Холгер, это Миа.

– Что?

– Это Миа, можно мне подняться?

Боль вдруг вернулась. Ощущение, что кто-то забивает гвоздь в висок.

– Холгер, ты тут?

Ему пришлось взять себя в руки, чтобы ответить.

– Ты вообще знаешь, сколько сейчас времени? Что случилось?

Миа стоит перед его дверью. Такого никогда раньше не было. Они всегда были близки, но встречи их всегда проходили за пределами дома.

– Сканк, – из трубки донесся хриплый голос Мии.

– Что?

– Хакер, – сказала Миа.

– И что? – спросил Холгер, прислонившись к стене.

– Я думаю, нас водят за нос. Можно мне подняться, или как?

– Сейчас глубокая ночь, – сказал Мунк, приложив руку ко лбу.

– Я знаю, но нам надо поговорить, – продолжила Миа на другом конце.

– О чем?

– О Габриэле, – сказала Миа.

– О Габриэле? Зачем?

– Сканк, – нетерпеливо повторила Миа. – Думаю, это он.

– Хакер?

– Да, – еще раз сказала Миа.

На мгновение повисла тишина, пока Мунк пытался собраться с мыслями.

– Какое отношение к этому имеет Габриэль? – пробубнил он.

– Впустишь ты меня, наконец, или нет? – спросила Миа.

– Да, конечно, – пробормотал Мунк, собравшись и нажав на кнопку, открывающую входную дверь.

Маленький мальчик лежал под одеялом и смотрел на календарь на стене рядом с кроватью, и был в таком радостном нетерпении, что все его тело как будто было одной большой улыбкой. Великий день. Которого они так долго ждали. Мама говорила о нем с лета, он попытался сосчитать дни, но на руках не хватило пальцев – точно с лета, может быть, и раньше. Великий день. Когда все случится, да, он точно и не знал, что должно произойти, но это должно быть огромным, больше солнца и луны, и тогда родится земля. Он натянул тоненькое одеяльце к подбородку и снова уставился на календарь. Хоть мама и сказала, что он должен спать, это было совершенно невозможно. Декабрь 1999 года. Вот что было на календаре. Вот какой сейчас год. 1999-й. Но радовался он не этому, а тому, что было на другой стороне, ему нельзя было смотреть, пока часы не пробьют двенадцать. Он все равно подглядел, просто не мог этого не сделать. Январь 2000-го. Подумать только! 2000! Мальчик улыбнулся сам себе, почувствовав, как пальцы на ногах съежились под одеялом, так было всегда, когда он радовался, как сейчас, пальцы съеживались, а потом вдруг как бы выпрыгивали вместе с ногами и руками, и всем телом, прямо до ушей, уши обычно были горячими, и это очень приятно, ведь в маленькой комнате обычно было холодно. Очень холодно. А им хватало денег только на печь в гостиной. Печка дорогая. И дрова дорогие. Обычно он спал в шапке и одежде, но все равно чувствовал их, пальцы ног, съеживающиеся в носках.