Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, маловероятно, что им удалось бы нас одурачить, но… – Он развел руками в той беззаботной манере, которую я в зависимости от случая находила либо очаровательной, либо раздражающей. Я решила, что в данном случае это очаровательно, поскольку он действительно ответил на вопрос.
Все выстроилось в логичную цепочку. Бедный мистер Хейс – его обманула жена. А их бедная дочь… Я почувствовала прилив жалости к Бетти. Как ужасно для нее потерять по разным причинам обоих родителей!
– Но как он догадался дважды пробить дырку в своем талоне? – задумчиво произнесла я, но тут же сама ответила на свой вопрос: – Его жена наверняка наплела ему что-то о том, что два отверстия позволяет ему быстрее получить обратно свое пальто или что-то в этом роде. Привилегия, типа как сидеть в театре первом ряду. – Я нахмурилась, подумав кое о чем другом… – Во второй вечер в театре произошел инцидент. Меня вызвали в дамскую комнату, чтобы я помогла женщине, которой неожиданно стало плохо, но когда я туда пришла, ее уже и след простыл. Так совпало, что когда меня позвали, рядом с гардеробом оказался Марк Джастис, и он согласился поработать эти пару минут за меня.
– Скорее всего, он отчаянно пытался что-то там разнюхать – или, возможно, ему нужно было передать какую-то информацию в некоторых из этих пальто, – но ты никогда не покидала гардероб во время спектакля, как обычно делала Тереза, – подметила Джулия. – Вот ему и потребовался предлог, чтобы выманить тебя оттуда на несколько минут.
Я кивнула. Я и сама пришла к такому выводу.
К этому времени я чувствовала удовлетворение. Все вопросы получили ответы, а все мелкие, беспокоившие меня эпизоды были объяснены.
Артур Коулман был любовником Терезы, и она, должно быть, заподозрила неладное и сложила два и два только после того, как нашла то, что было в его пальто.
Марк, должно быть, искал пальто Артура Коулмана, потому что знал, что Тереза и Коулман были любовниками… А после смерти Коулмана пальто исчезло. Вот почему Марк обыскал ее квартиру; в тот день он, должно быть, приехал туда из «Ла Соль», и от него пахло кальяном.
– Последний вопрос: что насчет кабаре «Ла Соль»? – спросила я.
Мервель взял стакан, который только что наполнил Раф, и сделал глоток.
– Это, несомненно, место встречи. Возможно, там проходили первые встречи, а затем они получили инструкции по посещению театра. И, возможно, в целях конфиденциальности они даже встречались там в нерабочее время. Владельцу, конечно, хорошо платили за то, чтобы он держал рот на замке.
Я кивнула. Хозяин действительно ничего мне не сказал.
– Вы понимаете, что все это лишь предположения, – строго произнес инспектор.
– Конечно, – так же серьезно подтвердила я.
– Так зачем Марк убил Терезу? – спросила Джулия. – Я никак в толк не возьму.
– Я думаю… Я могу поделиться только своим мнением. – Я взглянула на Мервеля. – Мне показалось, что на вечеринке у Дор Тереза сделала резкое замечание о том, что люди бывают не теми, за кого себя выдают. Возможно, она имела в виду Теда, но Марк не мог рисковать и испугался, что она их разоблачит. Или, возможно, она поняла, что происходит – и что Марк тоже в этом замешан, – и попыталась шантажом заставить его замолчать. В любом случае, это, вероятно, прозвучало как прямая угроза, поэтому ему пришлось избавиться от нее до того, как она проболтается, в том числе и мне, специалисту по жизни в районе Детройта. – Я взглянула на Мервеля в поисках подтверждения.
Он выглядел заинтересованным, что и я восприняла это как согласие.
– А этот доктор Джастис… он самый ужасный человек из всех. – Раф скривился от отвращения. – Он американец и все же работает с русскими и шпионит за своей собственной страной. Предатель. Я очень рад, что он тебе не понравился, Табита.
Все повернули головы в мою сторону, и я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки.
– Я должна была догадаться, что с ним что-то не так, когда он сделал замечание о том, что Марибель – обычная американская капиталистка, – объяснила я. – То, как он это сказал, должно было подсказать мне, что он коммунист.
– Он правда врач? – спросила Джулия. – А как он выучил русский? И почему решил шпионить за нашей страной?
– Я не знаю, – ответила я. – Возможно, он связался во время войны с какими-то русскими коммунистами и стал поддерживать их убеждения.
– Действительно, – проговорил Раф. – Война порой заставляет мужчин совершать невероятные поступки.
– Думаю, это все объясняет, – с порывистым вздохом произнесла Джулия. – Прямо как в романе Агаты Кристи – в конце даны ответы на все вопросы, злодей пойман, а остальные счастливы…
– И все они закончили свой день восхитительным ужином и бокалом превосходного вина, – торжественно заявил дедушка. – Чего еще можно желать?
– У меня есть одно желание, – заявила я, глядя на Мервеля. – Я бы очень хотела, чтобы мне вернули мой швейцарский армейский нож, когда полиция закончит с этим делом.
Больше мне добавить было нечего.
Глава двадцать третья
– Как жаль, что Марк Джастис оказался шпионом, – вздохнула Джулия.
– И убийцей, – напомнила я.
– И убийцей, – повторила она.
В понедельник днем мы возвращались с рынка, где большую часть времени сплетничали об убийствах и делились известной нам информацией.
– Но это означает, что нам придется расширить поиски мужчины для Табиты, – весело произнесла Джулия. – Мадам Мари, знаете ли, весьма в этом заинтересована. Она говорит, что у нее есть внучатый племянник…
Я рассмеялась и покачала головой:
– Нет, Джулия, правда. Я не желаю ни с кем сейчас встречаться.
– Но ты же в Париже! В городе любви, – игриво напомнила Джулия. – Тебе нужен мужчина, с которым можно общаться у Сены… смотреть на бокал бордо… слизывать с пальцев шоколадный крем, а затем дождь поцелуев проливается на твою руку… и еще куда-нибудь!
Я все смеялась и не могла остановиться.
– Нет-нет, правда. Мне хватает моих прекрасных дедушек. Они держат меня в тонусе и не дают расслабиться.
Она усмехнулась, когда мы свернули на Университетскую улицу.
– А еще есть добрый инспектор, – сладко пропела она.
– Вот уж точно нет, – нахмурилась я. – Для меня он слишком чопорный и строгий.
– Но эти глаза! – выпалила она.
– Нет, спасибо. Кроме того, я думаю, что у него есть женщина. На его столе