Гром сотрясал «Колизей». Сильный ветер проносился по прерии. Биплан Стива Стивенса сорвало с якорей. Невеста, несмотря на ее широко известное презрение к разжиревшему плантатору, во главе группы добровольцев снова бросилась на поле спасать его машину. Они сумели закрепить ее, но сделали это уже под проливным дождем.

Джозефину высушила ее свита — бестолковая толпа матрон из Форт-Уорта, вызвавшихся заменить далекую семью невесты. Едва заместитель сан-францисского епископа (сам преосвященный отговорился необходимостью собирать средства на строительство собора в Ноб-Хилле, уничтоженного землетрясением) успел собрать народ перед временным алтарем, как земля содрогнулась: на железнодорожную станцию въехал колоссальный совершенно черный локомотив «Микадо 2-8-2». «Микадо» с его огромными топками, перегретыми котлами и восемью ведущими колесами обычно перевозил со скоростью шестьдесят миль в час длинные цепочки товарных вагонов. Этот локомотив тащил один-единственный черный, длинный частный вагон и остановился прямо перед настилом для скота, ведущим в здание «Колизея».

— Милостивый боже! — прошептал Престон Уайтвей. — Это мама.

Из частного вагона, вся с головы до ног в черном шелке, увенчанная перьями вброна, вышла вдова Уайтвей.

Газетный издатель умоляюще повернулся к старшему дознавателю «Агентства Ван Дорна».

— Я думал, она во Франции, — прошептал он. — Белл, вы мой шафер. Сделайте что-нибудь. Умоляю вас.

Рослый золотоволосый детектив расправил плечи и направился к настилу для скота. Потомок старинной бостонской банкирской семьи, воспитанный в пансионе и получивший образование в Йеле, Исаак Белл признавал традицию, согласно которой шафер спасает бракосочетание: то добывает забытые кольца, то усмиряет хмельных прежних женихов. Но это было далеко за пределами его возможностей, как если бы техасского ковбоя попросили набросить лассо на носорога.

— Наконец-то, — сказал он, вежливо кланяясь и подавая руку, — церемония может начаться.

— А вы кто такой?

— Меня зовут Исаак Белл, я шафер вашего сына и преданный читатель вашей колонки в воскресном приложении.

— Если вы читаете мою колонку, то знаете, что я не признаю разводы.

— Джозефина тоже. Не будь ее несчастный брак аннулирован самым законным образом, она уже не могла бы выйти замуж. А вот и она сама.

Джозефина с открытой улыбкой торопливо шла к ним от алтаря.

Миссис Уайтвей сказала:

— Она храбрей моего сына. Вы только поглядите на него! Боится родной матери.

— Он просто ошеломлен, мадам. Он считал, что вы во Франции.

— Он надеялся, что я во Франции. Что думаете о девушке, мистер Белл?

— Я восхищаюсь ее мужеством.

Подошла Джозефина. Она смотрела тепло и протягивала обе руки:

— Я так рада, что вы смогли приехать, миссис Уайтвей. Моя мама не смогла, и до этой минуты я чувствовала себя страшно одинокой.

Миссис Уайтвей осмотрела Джозефину с ног до головы.

— Разве вы не из простых? — вопросила она. — Слава богу, хорошенькая, но не красавица. Красота портит женщину, кружит ей голову… А кто эта женщина в платье подружки невесты? Она направляет на нас камеры и прожекторы?

— Моя невеста, — сказал Исаак Белл, который уже не был в центре внимания гостьи. — Мисс Марион Морган.

— Ну что, иногда из сказанного мной о красивых женщинах бывают исключения, — хмыкнула миссис Уайтвей. — Юная леди, вы любите моего сына?

Летчица посмотрела ей в глаза.

— Он мне нравится.

— Почему?

— Он заставляет всех действовать.

— Единственная хорошая черта, какую он унаследовал от моего мужа. — Она пожала Джозефине руку, сказав: — Давайте покончим с этим, — и пошла к алтарю.

Миссис Уайтвей уселась в первом ряду, и заместитель епископа в третий раз начал:

— Мы собрались здесь сегодня… — когда в окне над Джозефиной и Престоном небо вдруг стало зеленым.

— Смерч! — закричали жители равнин Техаса, которые знали, что такой необычный цвет неба может означать только приближение торнадо.

Жители Форт-Уорта бросились к своим погребам-убежищам, прихватив с собой столько гостей, сколько могли втиснуть. Гости, приехавшие в «особых» составах, спасались в своих сомнительных укрытиях. Те, у кого не было ни погребов, ни вагонов, находили салуны.

Еще долго после наступления темноты торнадо бродили по пастбищам, гремя, как взбесившиеся поезда, швыряя в небо скот и амбары. Город они пощадили, но лишь далеко за полночь собравшиеся ощутили запах свадебного пира и услышали долгожданные слова: «Объявляю вас мужем и женой».

Престон Уайтвей, раскрасневшийся после многочисленных свадебных тостов, поцеловал новобрачную в губы. Подружка невесты Марион Морган заверяла всех интересующихся, что имела возможность наблюдать за ними в непосредственной близости и видела, что Джозефина храбро ответила на этот поцелуй.

Крик «Кушать подано!» привлек сотни гостей к столу.

Уайтвей высоко поднял бокал.

— Я пью за мою прекрасную супругу, «Любимицу Америки в воздухе». Пусть она летает в моих объятиях все выше, и дальше, и…

Окончание фразы заглушил грохот двух моторов поднявшегося в воздух биплана Стивена Стивенса.

Джозефина выскочила из-за свадебного стола и выбежала за брезентовый клапан, закрывавший настил для скота, на летное поле. Изрыгая огонь из обоих моторов, аэроплан Стивенса поднялся над изгородью, пролетел над локомотивом миссис Уайтвей, направился прямо к ряду телеграфных проводов, едва избежал столкновения с ними, перелетел через амбар и исчез в ночи.

Марко Селер стоял, держа в руках клинья, которые вытащил из-под колес аэроплана, и размахивал логарифмической линейкой Дмитрия Платова и соломенной шляпой с красной лентой.

— Я тебе говорил, что придумаю что-нибудь для твоей брачной ночи.

— Куда он полетел?

— В Абилин.

— Этот подлый жирный…

— Я уговорил его вылететь раньше, чтобы мы могли поработать над моторами.

— Как он может лететь в темноте?

— Звезды и луна указывают путь.

Джозефина крикнула своим механикам, чтобы заливали бензин и масло в ее машину и разворачивали ее. Она побежала к аэроплану, окутанная, как облаком дыма, подвенечным платьем; Марко бежал следом. Пока она, наклоняясь, освобождала крепления, он срывал брезент с крыльев моноплана.

— Должен тебя предупредить… — настойчиво зашептал он.

— О чем?

Она освободила одно крепление, подтянула трос кронштейна и наклонилась ко второму.

— Если что-то случится с «Дмитрием Платовым», не волнуйся.