– Терпеть не могу эту часть, – внезапно сказала Дебора. Она поднялась и ушла к плите за остатками овощей. Сарр не обратил на нее внимания.

– Я все еще помню, как он подмигнул и как небрежно, почти презрительно сунул этот пакет в мусор… После этого я, наверное, снова уснул, потому что ничего больше не помню. Во сне я видел человека с белоснежными крыльями, и мне показалось, что это мой отец вернулся в образе ангела. Не знаю, сколько я спал, но, наверное, долго, потому что, когда проснулся, меня всего трясло, пальцы в карманах дубленки сжались в кулаки, а небо потемнело. Мне показалось, что меня разбудил детский крик, но в парке не было детей и совсем мало взрослых. Время перевалило далеко за полдень. Я встряхнулся и поспешил встать со скамейки. Боже мой, как у меня болело все тело! Проходя мимо урны, я услышал едва различимый вскрик, такой тихий, как будто он доносился за много миль. Но что-то заставило меня остановиться. Я огляделся и, разумеется, обнаружил, что звук раздается из бумажного пакета.

Дебора знает, чем все закончилось. Внутри оказались остатки бутерброда – вощеная бумага, замерзшие хлебные крошки, кусочек мяса – и шесть или семь новорожденных котят. Мертвых. Замерзших, как мне кажется, хотя некоторые выглядели покалеченными, как будто…

– Дорогой, ну пожалуйста!

Сарр кивнул; видение отступило.

– Прости, Деб. Ты права. Я веду себя как дурак. Достаточно сказать, что это был вид не для доброго христианина. Но потом я заметил какое-то движение, сунул руку внутрь и обнаружил, что в одном тельце, крошечном сером комочке подо всеми остальными, все еще теплится жизнь. Я достал котенка – он был таким крохотным, что помещался у меня на ладони, – и он тихо-тихо заплакал… – Сарру показалось, что он снова слышит этот звук и ощущает холодное дыхание реки… Он снова вспомнил, как окоченели его руки и ноги, как ветер обжигал онемевшие пальцы, как он изнемог после долгого пути. Внезапно его охватила невероятная усталость.

– Магазины все еще были открыты, – наконец продолжил он. – Пожалуй, только в этом горожане и члены нашей общины похожи: мы не чураемся работать в Божий день. Но сердца продавцов в этом адском месте сделаны из камня. Никто не уступил мне молока даже на пенни – не то, чтобы я мог заплатить даже такую малость. В конце концов я попросил прощения у Господа и сам взял пакет с полки в супермаркете. Я позаботился о том, чтобы котенок поел, и согрел его теплом собственного тела. Никто ничего не увидел или, по крайней мере, никому не было дела. Кроме меня. Я переживал. И плакал. Видит Бог, один раз в жизни мне пришлось украсть – в то воскресенье, в этом вашем городе. С тех пор прошло десять с лишком лет, и я ни разу не побывал там снова.

Говорят, пути Господни неисповедимы. Я надеялся привезти домой драгоценность – и в каком-то смысле так оно и вышло. Последнее невинное создание среди порока. Всю дорогу до автобусного вокзала, а потом и до Флемингтона я держал котенка под рубашкой, прижав к телу. К тому времени как я добрался до дома, зверек почти не подавал признаков жизни, но я знал, что мать сумеет его выходить.

Кэрол отложила вилку.

– И она сумела?

– Мать Сарра может все, – сказала Дебора, возвращаясь к столу с салатом. – У нее есть дар исцеления.

– Не стану отрицать, – кивнул Сарр. – Она может заставить расти и благоденствовать все, что угодно, когда захочет.

– Значит, у этого рассказа все-таки счастливый конец. – В голосе Кэрол звучало облегчение. – Что случилось с котенком потом?

– А вы еще не догадались? – Сарр наклонился и поднял Бваду на колени. Кошка неуверенно прижала уши и вонзила когти в ткань его штанов. В этот момент она казалась неповоротливой, угрюмой и опасной, но, как только хозяин начал почесывать серебристый мех у нее на затылке, животное моргнуло, расслабилось и с почти неслышным мурлыканьем свернулось у него на коленях.

Остальные смотрели на нее и улыбались. Даже Дебора выглядела довольной, хотя она-то слышала рассказ и прежде и не особенно любила Бваду – единственную из семерых кошек, которая принадлежала только Сарру.

Но Сарр не разделял их радость. Погрузившись в воспоминания, он оказался за много лет и еще больше миль отсюда, и в мурлыканье Бвады ему слышался шум ветра под серым небом в том уединенном круге деревьев. Постепенно звук становился все громче и ниже, в нем зазвучала чуть ли не предупреждающая нотка, и Порот снова услышал странную песенку старика.

* * *

«Я оказался в компании полоумных, – думал Фрайерс. – Они все с ума посходили! Стоит кому-нибудь перднуть, а они уже думают, что это знак свыше».

Пока фермер говорил, Джереми наблюдал за Кэрол. Девушка слушала с восхищением, и каждый раз, когда Порот молился или взывал к богу, у нее буквально загорались глаза.

Хотя, возможно, так на нее действовал вовсе не бог.

А Порот.

Фрайерс напомнил себе, что ничего другого и не следует ожидать. В конце концов, фермер куда крупнее него и в куда лучшей форме. А этот его низкий, убаюкивающий голос может заставить любую женщину вообразить, что она снова стала маленькой девочкой, и это папочка укладывает ее в кроватку.

Интересно, Порот всегда становится таким разговорчивым при новой женщине? Или, может, на него так влияет вино? Этот ревеневый настой оказался удивительно крепким. У Фрайерса самого до сих пор кружилась голова.

И, разумеется, Сарр говорил в той особенной задумчивой манере, которая, как заметил Фрайерс, особенно нравится женщинам. Ее так легко принять за настоящее глубокомыслие.

В конце концов, Фрайерс решил, что пригласить Кэрол на ферму было дурной затеей. Тут явно хозяйствует Сарр. Это его мир.

– Не стану отрицать, – говорил между тем фермер, обращаясь к Кэрол. – Меня до сих пор влекут огни города. Но я стал мудрее. Знаю, это звучит заносчиво, но так оно и есть, и я знаю, какого пути следует держаться. Нам нужно отвергнуть все мирское, все, что так любит город: порочность, безделье, тягу к земным благам. И вам тоже. Вам следует вернуться к неизменному: земле… и Богу.

Вот мерзавец! Прикрывается богом, чтобы произвести впечатление на мою девушку!

– И я не пытаюсь убедить кого-то в том, что нам с Деборой легко живется или что здесь есть чем заняться, кроме работы. Но мы живем так, как хочет Господь, как жили люди в Библии. – Порот обвел жестом кухню, дом, поля и леса за ним. – По правде сказать, мы хотим лишь жить по велению пророка: «Остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему».

Кэрол кивнула, как будто поняла.

– Да, – сказала она, – Иеремия. Я сегодня все время слышала отрывки из его пророчеств по радио. Судя по всему, в вашей местности он пользуется большим уважением.

Деборе эти слова, судя по всему, показались ужасно забавными. Но не ее мужу.

– Он – пророк нашей общины, – пояснил он.

– Что оказалось кстати, – вмешался Фрайерс. – Иногда кажется, что мне позволили здесь поселиться только из-за имени.