очень большие деньги. И, конечно, дядя не будет предъявлять иск в суд по этим долгам. Пока она — ведет себя правильно. Что же, если она станет вести себя — неправильно? У ее матери отберут дом. И машину. И оставят без средств к существованию. Нет, конечно, никто не выбросит маму на улицу, все-таки жена покойного брата. Но заставят кланяться за каждую подачку. Что она может сделать? Продать долю кому-то другому? Вот это был бы выход, но… это же как ударить своей же семье в спину!

Она сжимается. Она думает, что на ее месте Ниро Вульф обязательно нашел бы выход. Но Ниро Вульф — гениальный детектив, а его помощник Арчи Гудвин — специалист по физическому насилию и обаятельный сукин сын. Она же — ни то, ни другое.

— Вот и хорошо. — дядя переключает свое внимание на Су Сина: — а у тебя какие новости? Как дочка растет? Слышал выиграла какую-то грамоту на музыкальном фестивале? Это хорошо, больше шансы хорошо выйти замуж, если много заслуг у невесты. Ну, рассказывай…

Юна встает, прижимает платок ко рту, извиняется и выходит из гостиной. Ей дурно. Она понимает, что все это время — обманывала себя. Думала, что ей и правда позволят работать в фирме. Но никто и не собирался…

Она бежит по коридору, поднимается по лестнице и наконец находит тот самый тихий закуток, в котором она часто пряталась в детстве от назойливых братьев. Балкон на мансарде. Тихое место. Она садится на скамейку и начинает рыдать, стискивая пальцы рук и задыхаясь. Несправедливо! Она — дочка своего отца и она не виновата в том, что она — женщина и у нее заболевание! Она не хочет сидеть на пожизненном пансионе у дяди выпрашивая подачки и заглядывая ему в рот всю свою жизнь! Она хочет быть свободной. Хочет быть специалистом. Выступать в суде и выигрывать дела! Как ее отец, например.

— Эй. — раздается голос и она — цепенеет. Голос? Кто это?

— Это я, Ё Син. — говорит человек и проходит на балкон. В нагрудном кармане — платок с вышитой монограммой. Действительно Ё Син.

— На вот. — он протягивает ей свой платок, и она некоторое время колеблется. Что там? Может быть, он спрыснул платок кайенским перцем, чтобы посмеяться над ней? Она отгоняет эти мысли, они же уже не дети. Осторожно подносит к глазам, вытирая слезы.

— Отец никогда не даст тебе вести практику. — говорит он, опираясь на перила балкона: — ты же знала.

— Откуда мне знать!

— Юна, ты умная. — тихо отвечает Ё Син: — и ты все это знала. Просто… не хотела верить. Ты всегда жила в своей реальности. Мне очень жаль.

— Жаль? Чего именно тебе жаль?

— Жаль, что я не понял этого раньше. — пожимает плечами Ё Син: — вокруг меня сплошные идиоты. На работе и дома. Когда ты умный, это значит, что ты — одинокий. Знаешь, меня тоже сватали недавно… за какую-то дуреху из «хорошей семьи».

— Так тебя можно поздравить? — осторожно спрашивает она.

— Неа. О чем с ней разговаривать? — машет рукой он: — единственная девушка, которая… ай, да чего там. В общем у меня всегда было такое впечатление, что ты — умная. Нет, неправильно. Я знаю, что ты умная. Но порой ты сама себя обманываешь, Юна. Например, в случае с Ю Джином.

— Ты тоже считаешь, что я его придумала⁈

— Нет. Конечно нет. Ты обманываешь себя в другом. Вот например — отец никогда не даст тебе вести практику. И ты это знала. Но все равно работала на ресепшн целый год. Знаешь, ты умнее этого зазнайки Хи Сина раз в десять. Помнишь в тот раз ты подсказала что именно делать в сложном деле с железной дорогой и комиссией? Просто сидя за столом — вспомнила и кодексы, и статью закона и пункт и даже прецеденты. Хи Сина в тот раз аж перекосило. — хмыкает Ё Син: — помнишь? Так вот, они так и сделали.

— Но он же говорил, что это противоречит адвокатской этике!

— Этике… для адвоката главное — победить. Когда Хи Син говорит что-то про этику, это значит, что он просто возиться не хочет, вот и все. Или боится чего-то. Но не в этом суть, Юна. Ты умная, но предпочитаешь обманывать себя сама. Мне больно на это смотреть. Ты и я — мы можем говорить на одном языке. Поэтому… — он колеблется.

— Ё Син? — спрашивает она у него: — что такое?

— Не обращай внимания. Забудь. — говорит он и она понимает, что он что-то скрывает от нее. Что-то важное. Но что? Судя по всему — ему неловко. Неужели он испытывает к ней чувства несмотря на то, что она — его двоюродная сестра⁈ Это было бы крайне неловко… с другой стороны на западе браки между кузеном и кузиной в порядке вещей… но только не здесь!

— Ладно. — говорит она. Ей все еще обидно, она все еще хочет плакать, но поведение Ё Сина так необычно, что у нее даже слезы просохли. Неужели этот умный и изворотливый Ё Син такой? С чего бы ему ей комплименты говорить? От Ё Сина услышать «ты умная» — это как Нобелевскую Премию получить, он никогда и никого себе равным не признает. А тут… необычно.

Юна вдруг почувствовала, что в ней снова просыпается то самое неуемное любопытство, благодаря которому ее в университете называли сплетницей. Ей всегда были любопытны межчеловеческие отношения… наверное, потому что у нее их почти и не было. Был только Ю Джин в далекой юности и детстве… и то она уже, и сама не знает, то ли она его придумала, то ли наоборот — забыла что-то. Но она точно помнила его мягкие руки и губы, его ласковые слова. Никто и никогда так не относился к ней прежде… поэтому она никак не могла его придумать!

— Юна, у тебя половина акций фирмы, так? — задает ей вопрос Ё Син.

— Ну… да. — отвечает она.

— Нет. У тебя четверть. Вторая четверть — на управлении по доверенности от твоей мамы. Ты же слышала как отец сказал что с твоей матушкой все уладил.

— Что⁈ Так он…

— Думаю, что да. Он уже выкупил долю твоей мамы. Твоя доля