– Скоро фрицев побьем? – спросил Володька.

– Пока они нас по лесам гоняют! – сказал Семен правду.

– Немцы объявили о разгроме маршала Тимошенко под Харьковом. Миллион солдат взяли в плен. Это правда?

– Не знаю. Нам такой правды не скажут.

Щербаков ночевал у Рыбкиных. Утром Володя проверил тайники. Принес донесение:

«На территории локомобильного завода в сборочном цехе № 1 расположен склад патронов в ящиках, и каждый день машины загружаются легионерами и уходят на передовую. Проникнуть гражданскому человеку невозможно, круглосуточно охраняются усиленной охраной… Ориентиры: западнее котельной 200 метров, юго-западнее отдельного белого здания 50 метров. Заход: северный угол верхней плотины озера. Орел».

– Ты Орла знаешь? – спросил Семен.

– Знаю. Наш командир.

Семен ушел из Людинова ночью.

У него было еще одно задание: найти отряд Бабурина. Добрался без приключений до деревни, а там немцы побывали. Немцы взяли в заложники детей и стариков, а партизанских жен отправили в лес за мужьями. Несколько женщин привели мужей. Немцы, как и обещали, никого не тронули, но мужчин забрали в легионеры: пилить лес вокруг Людинова. Бенкендорф приказал оградить от партизан город полуторакилометровым пустырем.

Семен привык к хорошему – в деревнях все свои, – не поостерегся, спрашивал много. Вот его и угостили, как в родном доме: дали щей, кружку молока, ломоть хлеба. А из дома за порог – два полицая.

Полицаи Семена – по морде и заперли в баньке. Один полицай остался стеречь, другой пошел искать старосту – взять у него лошадь, партизана в город везти.

День был истинно майский. Первая благодатная жара. А у сторожа Семенова с собой – бутылка самогона, уже початая.

Полицай, расположась на травке, разомлел. Ну, а Семену нельзя было время терять. Ощупал углы, попробовал потолок. На одну доску налег – поднимается. Доску вынул, протиснулся под крышу. Крыша – гнилая. Проломил, выпал на землю. Тут полицай и продрал глаза.

Семен винтовку схватил первым. Винтовка русская, со штыком.

Всадил штык в пьяного дурака, патрон – в ствол, и – по огороду, в лес. Ушел. Доставил донесения Орла Золотухину.

На другой день локомобильный завод атаковали с неба. Орел доложил: «Первые бомбы упали рядом. Вторым заходом – прямым попаданием – был вызван взрыв огромной силы. Разрушен корпус. Оккупанты боятся, ищут партизан».

Великолепие мая породило великолепную грозу. Молнии покрывали небо узорами, будто здесь, среди золотых сосен Брынского леса, расцвел Аленький цветочек и Чудище несусветное писало ослепительное признание в любви.

По земле, однако, шагал двадцатый век. Война поглотила сказки, дети постарше взяли в руки оружие, а малые научились прятаться от смерти.

Над Косичино, над Куявой, следом за грозовой тучей налетели «Юнкерсы». Немецкая разведка знала партизанские тайны. Бомбы рвались в чащобах, где были склады и землянки. Правда, уже пустые, если речь о схронах, и оставленные, если – о землянках.

Партизаны получили приказ Москвы перейти в прифронтовую зону и заняться разведывательно-диверсионной работой.

Но Косичино и Куява всё еще были партизанские. После бомбардировки немецкие батальоны, снятые с фронта, вступили в лес, пуская перед собой самоходные орудия. Лес под снарядами стоял, как стояли русские солдаты под картечью на Бородинском поле. А вот когда пошла вперед живая сила, партизанское оружие показало свою неуступчивость.

Лесник Царьков был в тот день вторым номером при скорострельном пулемете Пряхина. Пулемет – трофейный. Сняли с «мессершмитта». То ли летчик заигрался в догонялки – зацепил сосну, расстреливая партизанский лес, то ли был сбит очередью с земли, но Володя Коротков на такой пулемет нарадоваться не мог, приговаривал:

– Ребята, лес – за нас! Вон какой от него подарочек!

Немцам, чтобы двигаться дальше, пришлось пересечь просеку. Коротков выждал, когда на открытое место выйдет как можно больше солдат, и дал сигнал пулеметчикам.

Пулеметчики у Короткова – мальчишки, по пятнадцати-шестнадцати лет: Коля Андронов, Миша Степичев, Юдин… Опытному Пряхину не намного за двадцать. Фронтовая наука спасла немецких солдат, мишенью были не более трех секунд. Залегли, расползлись, а по огневым точкам партизан ударили минометы.

Отряд у Короткова, как всегда, был небольшой – двадцать партизан. Половина из них по возрасту – допризывники, а что ни мина – веер смертоносных осколков.

Пулеметы замолчали. Мальчики не стали ждать, когда их накроет стальным веером, – отступили. Пряхин не растерялся. Поменял позицию и открыл огонь по минометам. Скорострельный пулемет – чудовище. Минометчикам пришлось залечь. Отряд Короткова оторвался от противника, растворился в лесах.

Партизанам казалось: война у них идет с немцами очень даже успешная. Немцы вынуждены снять с фронта элитные подразделения СС, перебросить для сражения с лесом артиллерию, отвлекать от армейских нужд авиацию. Наконец, немцы в боях с партизанами несут потери. Два сбитых самолета – утрата для великой Германии никак не ощутимая. Но самолеты эти уже не сражаются с нашими летчиками, немецкие асы в строй уже не вернутся.

На счету мальчика Миши Степичева – шестьдесят солдат. Шестьдесят воинов-победителей, прошедших Европу и Россию до Москвы. Их заменят, но уже не герои. Их заменят солдаты или очень молодые, или те, кому за сорок, для которых провал наступления на Москву – утрата веры, пусть и скрываемая, в непобедимость Гитлера.

Партизаны не понимали: в июле 1941 года немцы открыли еще один фронт. Нападению подверглись женщины и дети русской деревни. Началась кампания по изгнанию русского народа с Русской земли.

Пока это был эксперимент.

Бенкендорф, потомок Бенкендорфа, перерезал пуповину: отсек Россию от русских. Из сел и деревень изгонялось все население. Июнь – месяц голодный, а в деревнях – пусто. Негде партизанам подкормиться. В больших селах и деревнях, в том же Косичино, в Куяве, каменные дома переделывались немцами в огневые крепости.

В населенных пунктах, более далеких от партизанских отрядов, Бенкендорф проводил в жизнь иную схему приручения русских.

Немцы арестовали жену и детей лесника Царькова. Ему за тридцать, жене – двадцать восемь, детям – девять, семь, шесть, четыре, три, два… Детей немцы взяли в заложники, мать послали в лес искать мужа.

Нашла. Как-никак жена лесника.

Наивный, лесной человек!

Не таилась от партизанского начальства. Самому секретарю подпольного райкома Афанасию Суровцеву, в глаза глядя, сказала:

– Отпусти мужа! Не придет – детей расстреляют.

Афанасий Федорович усадил женщину на пенек – партизанский стул, сам сел на другой: