— Ну, если знаешь по себе…

— Лю, не язви… Переходим к следующему пункту. В отсутствие Ростислава следует нейтрализовать его возлюбленную с помощью ее же собственной мамаши, которая за кругленькую сумму в конверте убедит свою Джульетту отказаться от нашего Ромео. К самой девчонке с деньгами лучше не соваться: барышня не в себе — на сносях, от любви голова идет кругом, а мамаша пораскинет свежими крестьянскими мозгами и с радостью согласится. Сама подумай, за каким дьяволом простой деревенской бабе нужен зять-философ? Крепко закладывающий за воротник специалист по Канту? Не первой молодости. С академической зарплатой в три копейки, которую он сам же и пропьет. Мало ей, что ли, мужа-алкандия? Я бы на месте этой бабы ноги целовал тому, кто избавит ее от такого зятя!

— Ты-то, может, и целовал бы, а у бабы своя логика! Ей во что бы то ни стало надо выдать беременную дочку замуж! — напустилась на него Люся, совсем не склонная переводить случившееся в жанр комедии. — Лично я эти деньги в конверте не понесу! Может, ты их понесешь?.. Ага, нет! Правильно. Гадко, низко. Но ты не учел и еще один момент: взятка моментально лишает Лялю статуса страдающей стороны. А тогда вообще не отмоешься! Баба, не будь дура, позвонит на телевидение — бабы теперь продвинутые, спят и видят, как бы им засветиться в ящике, — и к обоюдной радости даст этим шакалам интервью. Где сообщит, как ее дочку совратил муж Ольги Кашириной и как потом, чтобы замять это подсудное дельце, знаменитая артистка с подачи папочки-продюсера пыталась всучить им, простым, честным труженикам, эти грязные деньги. И потрясет твоим конвертом на всю страну! — Для вящей убедительности Люся потрясла воображаемым конвертом в воздухе и ядовито сощурилась: — Нравится тебе такой вариант?

Кажется, она своего добилась: напугала пустобреха до смерти. Совершенно очумевший, он замахал руками: «Нет-нет-нет! Никогда! Боже, какой я идиот… остолоп, дурень!»

Приступ самокритики длился недолго. С самым серьезным видом — то есть снова ерничая — Марк заявил в свое оправдание, что никогда не смотрит телевизор, поэтому плохо знаком с психологией современных русских баб, и без паузы предложил перейти к обсуждению главного пункта, воплощение которого он якобы целиком берет на себя. Чтобы полностью реабилитироваться.

— Валяй, только в темпе. Времени, между прочим, уже три часа.

— Да ты что?! — аж подпрыгнул продюсер и, вскинув загорелую руку, посмотрел на свой «Ролекс». — Действительно. У меня, наверное, уже миллион звонков на мобильнике… А я вроде забыл его, — похлопал он себя по всем карманам. — Да, забыл. С перепугу. Ты так грозно сказала мне: жду тебя внизу через пять минут!..

— Может, пойдем? Некогда! — Люся в раздражении поднялась, но Марк за рукав усадил ее обратно на березу. Судя по вновь загоревшимся глазам, он еще не наприкалывался.

— На сей раз я буду предельно серьезен и краток. Клянусь, Лю!.. Итак, за те две-три недели, пока наш пентюх будет кайфовать по программе «все включено» на берегу синего моря, я склоню Зинку, которая — ты не могла этого не заметить — влюблена в меня как кошка, к подписанию всех необходимых бумаг… Надо, дорогая Зинаида Аркадьевна, надо! В стране полного абсурда, мы обязаны позаботиться о будущем наших детей. Мало ли еще какие идиотские законы может принять наша Дума? Увы, мы ни от чего не застрахованы. Скажу вам больше. Может случиться и так, что, проснувшись завтра утром, мы обнаружим, что живем уже в другом государстве. Не хочу вас пугать, милая Зинаида Аркадьевна, но слухи ходят тревожные. Поэтому советую вам, дорогая, очень-очень поторопиться… Какая досада, что Ростислав в отъезде!.. С другой стороны, Лялечка здесь. Да и зачем, в сущности, Ростику эта морока? Давайте побережем его для науки. Читал, читал его работы. Замечательно по проникновению в предмет и глубине авторской мысли. Не побоюсь этого слова, блестяще!.. Хотите, я пришлю вам завтра своего нотариуса? Он, правда, страшная зануда, въедливый до печенок, но не знаю, как вы, а я не доверяю нынешним молодым щелкоперам. Вечно все перепутают, растеряют, печать забудут шлепнуть. А мой Иван Иваныч… или Абрам Семеныч… все сделает в лучшем виде… Уверяю тебя, Лю, Зинка истечет слезами благодарности… Ах, дорогой Марк Спиридонович, как я вам признательна! Умоляю, завтра же пришлите мне вашего Иван Иваныча… или Абрам Семеныча… И дело в шляпе! — подытожил он свое выступление, невероятно довольный собой, разрумянившийся от красноречия. — Ну, как?

— А никак. Изобразил ты все здорово, но учти, Зинаида еще более нерешительная, чем ее сынок. Она твоему Абрам Семенычу все жилы вытянет, морским узлом завяжет, но так ничего и не подпишет! К тому же, будет тебе известно, Зинаида — Плюшкин в юбке. Для нее легче застрелиться, чем расстаться с чем бы то ни было. Хоть со свадебным платьем из розового нейлона, свято хранимым сорок с лишним лет, хоть с дачей. В принципе, это все равно. Так что ничего у тебя не выйдет!

— Выйдет!

— Ну, не знаю…

Обратно шли быстро и молча, почти не замечая, как оранжевый солнечный шар опускается над озером все ниже и ниже, отчего озерная вода превращается в золото. Сосредоточенный, время от времени похмыкивающий Марк, по-видимому, обдумывал детали своего гениального плана. Усилившийся северный ветер, предвещавший скорый конец второго, короткого бабьего лета, еще не остудил его дурную башку.

Надо было остановить его резко и сразу! — тем временем злилась Люся, уже достаточно проветрившаяся, чтобы понять, в какую грязную аферу втягивает ее Марк. Ведь речь шла о коварном обмане, в сущности, близких ей людей. Конечно, Зинаида была с гигантским приветом, но долгая совместная дачная жизнь показала, что ни на подлость, ни на низость, ни на предательство сватья не способна. Словом, тетка она была по сути своей порядочная, поэтому Люся и терпела все ее закидоны. Из тех же соображений она прощала и зятя. Прощала до тех пор, пока безделье, пьянство, заимствование денег из ее письменного стола не стали для него образом жизни. Но и тогда она продолжала помалкивать: память упрямо не желала расставаться с другим Ростиславом — белобрысым застенчивым парнем, до полоумия влюбленным в Ляльку, судя по всему, первую женщину в его двадцать семь…

В первое же лето Лялькиного замужества у тещи с зятем сложились очень неплохие, можно сказать, дружеские отношения. Пока юная артистка, еще студентка, где-то скакала, истово зарабатывая деньги, неприкаянному молодожену приходилось проводить время преимущественно в компании тещи. Вернувшийся под вечер или вообще не ездивший в город в библиотечные дни, он тосковал по Ляльке так отчаянно, что не мог ни читать, ни писать и, забросив работу над кандидатской диссертацией, грустно слонялся по саду, по дому. Не находя себе места, заглядывал на кухню, помогал провернуть жилистое мясо через тупую Зинаидину мясорубку, неумело, но с большим энтузиазмом чистил картошку, а бывало, вместе с Нюшей, напевавшей: «Ой, рябина кудрявая, сердцу подскажи…» — лепил пирожки. И вечно голодный, как любой нормальный парень его возраста, первым — на пробу — получал от Нюши котлету, пирожок или оладью прямо здесь же, на кухне.

После ужина теща с зятем отправлялись поливать теплой водой из бочки насаженный между соснами хилый огородишко. А общее дело, как известно, очень способствует взаимопониманию. Когда старшее поколение укладывалось спать, Люся, чувствуя, что парню совсем кисло, звала его в сад, погонять чайку за шатким, подгнившим столом и потрепаться на научно-философские темы. Говорун из него был никудышный, мешала застенчивость, доходящая до косноязычия, но раз от разу он понемногу раскрепощался и даже сумел толково объяснить, чем его так зацепил старик Кант.