животе зашевелились подозрения. Как-то слишком просто.

– Так легко?

Элин холодно улыбнулась.

– Вы уже здесь, мистер Ларсен, и можно с уверенностью предположить, что вы не уйдете, пока ее не увидите. Я не люблю тратить время зря, поэтому прошу. – Она указала на коридор. – Проходите.

Мои подозрения усилились, но черт с ним – дареному коню в зубы не смотрят.

Я подошел к комнате короля и остановился перед дверью. У меня перехватило дыхание, когда я увидел в маленьком окошке Бриджит.

Она сидела возле кровати дедушки, держа его за руку, и выглядела меньше и уязвимее, чем когда-либо. Бледное лицо и покрасневшие глаза были заметны издалека.

Что-то схватило и скрутило мое сердце. Сильно.

Я открыл дверь и зашел.

– Привет, принцесса, – сказал я мягко, боясь нарушить приглушенную тишину или разбудить короля. Из окон по обе стороны от больничной койки лился солнечный свет, добавляя бодрости мрачной обстановке, но игнорировать писк мониторов или трубки, прилипшие к груди Эдуарда, было невозможно.

Плечи Бриджит напряглись, и прошло несколько секунд, прежде чем она повернулась ко мне.

– Рис. Что ты здесь делаешь?

– Пришел повидаться с тобой.

Что-то было не так. Может, то, как она избегала моего взгляда, или ее напряженный вид. Но за последние дни Бриджит прошла через ад. Не следовало ожидать, что она с широкой улыбкой бросится мне в объятия.

– Как дедушка?

– Лучше. Слаб, но стабилен. – Она сжала его руку. – Они продержат его еще несколько дней, но пообещали выписать на следующей неделе.

– Хорошо. Раз его отпускают, значит, угрозы нет.

Бриджит кивнула, по-прежнему избегая смотреть в глаза, и по моему позвоночнику пробежала тревога.

– Давай поговорим в другой комнате. Он только заснул.

Она еще раз сжала руку дедушки, и мы вышли в коридор. Элин уже ушла, и все было спокойно, не считая запаха антисептика и слабых гудков монитора за дверью.

– Сюда. – Бриджит провела меня в комнату через две двери. – Здесь я сплю.

Я оглядел помещение. Раскладной диван, мини-кухня и ванная комната. На спинке дивана – толстое одеяло, а на столе, рядом со стопкой журналов – полупустая бутылка колы.

Я представил, как Бриджит спит здесь одна, ночь за ночью, с тревогой ожидая новостей о состоянии дедушки, и в сердце вонзилась игла.

Я хотел подхватить ее на руки и крепко прижать к себе, но между нами появилась странная отдаленность, заставившая меня остановиться. Она стояла всего в паре метров, но казалось, будто нас разделяли километры.

– Прости, что не отвечала на звонки и сообщения, – сказала она, теребя одеяло. – Просто безумные дни. Дворец пытается выяснить, как пресса заполучила наши фотографии, плюс госпитализация дедушки…

– Понятно. – С этим разберемся позже. – А ты? Как ты?

– А ты как думаешь? – Она наконец на меня посмотрела. Уставшие глаза потеряли обычный блеск, и игла боли вонзилась глубже. – Мы с Ником здесь ночуем, но он поехал домой заняться документами. Они с Сабриной откладывают медовый месяц, пока дедушке не станет лучше. – Она слабо усмехнулась. – Хороший свадебный подарок, да?

Да, хреново, но мне было плевать на Николая и Сабрину. Меня волновал один-единственный человек во всем мире, и она страдала.

– Иди сюда, принцесса.

Я раскрыл объятия.

Бриджит немного поколебалась, но наконец подошла и уткнулась мне в грудь. Ее трясло.

– Тс-с, все в порядке.

Я поцеловал ее в макушку и погладил по волосам – ее мягкие всхлипы пробирали до костей. Я попадал под артиллерийские обстрелы, ходил на ночные миссии при субарктических температурах, пережил больше переломов и почти смертельных травм, чем мог сосчитать, но выносить слезы Бриджит было тяжелее, чем все это, вместе взятое.

– Нет. Я чуть его не убила. – Голос Бриджит был приглушен, но ее боль звучала громко и отчетливо. – У него случился сердечный приступ из-за меня.

Я сжал ее крепче – боль просочилась сквозь кожу и стала моей.

– Это неправда.

– Правда. Тебя там не было. Ты не знаешь… – Она отстранилась, ее нос покраснел, а глаза остекленели. – У нас было экстренное совещание по поводу новостей… о нас с тобой. Я призналась, что обвинения правдивы, и, когда он велел мне расстаться с тобой, я отказалась. Я спорила с Маркусом, когда он потерял сознание. – Она моргнула, ее ресницы блестели от непролитых слез. – Это я, Рис. Не говори, что я не виновата, – это не так.

Глубокая трещина расколола мое сердце пополам. Бриджит уже винила себя в смерти матери. Если добавить чувство вины из-за сердечного приступа деда…

– Это не так, – твердо сказал я. – У твоего деда заболевание. Спровоцировать могло что угодно…

– Да, и это оказалась я. Ему следовало избегать стрессов, а я выдала ему годовую порцию за один день. – Бриджит глухо усмехнулась, высвободилась из моих объятий и обхватила себя за талию. – Что я за внучка…

– Бриджит… – Я снова потянулся к ней, но она покачала головой, не сводя взгляда с пола.

– Я так больше не могу.

Все стихло. Мое сердцебиение, мой пульс, гул холодильника и тиканье часов на стене.

Как я могу быть жив, если сердце уже не бьется?

– Не можешь – что? – В вакууме, созданном словами Бриджит, мой голос прозвучал странно. Ниже, гортаннее – как у животного, попавшегося в собственную ловушку.

Глупый вопрос.

Я знал ответ. Мы оба знали. В глубине души я предвидел этот момент с нашего поцелуя в темном коридоре целую жизнь назад, но все же надеялся.

Бриджит моргнула, в ее прекрасных голубых глазах мерцала боль – но потом они ожесточились, и моя надежда умерла, мгновенно сгорев.

– Продолжать это. Мы. – Она указала на нас. – Все, что было. Все должно закончиться.

Глава 40

Бриджит

Не смотри на него.

Если я посмотрю на него, то свихнусь – это уже и так почти случилось. Стресс, чувство вины и истощение последних дней пропитали меня насквозь, превратив в ходячего мертвеца.

Но я ничего не могла поделать. Я посмотрела.

И сердце тут же разлетелось на бессчетное множество осколков.

Рис уставился на меня так неподвижно, что мог сойти за статую – если бы не боль, мерцавшая в глазах.

– Было? – Этот спокойный, ровный тон никогда не предвещал ничего хорошего.

– Было здорово. – Слова горчили на языке, как ядовитые пилюли лжи, которые я впихнула в себя, чтобы пережить следующий час, а возможно, и всю оставшуюся жизнь. – Но люди знают. Мы в центре внимания. И не можем продолжать, как бы… то ни было.

– Здорово, – все тем же угрожающе спокойным голосом.

– Рис. – Я сильнее обхватила себя руками. Персонал больницы поддерживал в комнате