С высоты птичьего полета Анаид поражалась зарослям тысячелетних драконовых[41]деревьев, живописными пальмовыми рощами и прихотливыми формами застывшей вулканической лавы. Даже высоко в небе пахло царящей на островах вечной весной и селитрой покрытых черным песком пляжей.

И все-таки самым величественным и незабываемым было зрелище покрытого вечными снегами почти четырехкилометрового пика Тейде — могучего и беспощадного вулкана, поднявшегося над ущельями и утесами, бесстрашно подпирая вершиной облака.

Желая подлететь к нему поближе, Анаид, словно зачарованная, устремилась к вулкану, но, чем ниже она летела, тем явственнее ощущала его силу. Как ни била девушка крыльями, ей было не приблизиться к Тейде. Вулкан отталкивал ее, как одноименный полюс магнита.

Смутившись и растерявшись, Анаид врезалась на лету в облако густого белого тумана и словно окунулась с головой в молоко. Она больше не понимала, где земля, а где небо. Висевшая в воздухе влага мгновенно вымочила ее до нитки и пропитала перья крыльев так, что у Анаид больше не было сил ими махать. Туман сгустился до такой степени, что напоминал вязкое желе. Девушка не могла бороться и с ним и с силой могучего вулкана.

Решив не испытывать судьбу, Анаид распростерла крылья и попыталась планировать в воздушных течениях. Решение было правильным, и потоки теплого воздуха вынесли ее из тумана.

Разглядывая раскинувшийся под ней прекрасный остров, Анаид слишком поздно заметила, что ветер уносит ее в океан. Отчаянно замахав крыльями, девушка попыталась лететь против ветра, но устала до такой степени, что ее оставили последние силы. Закрыв глаза, Анаид отдалась на милость судьбы, и, теряя сознание, почувствовала, что падает.

Девушка не знала, сколько времени прошло после ее падения, когда почувствовала, что ее осторожно ощупывают чьи-то руки. У самой Анаид рук не было. На их месте по-прежнему красовались широченные крылья. Впрочем, очень скоро ее охватили привычные ощущения, предшествовавшие обратному превращению. На этот раз оно протекало быстрее обычного. Не прошло и нескольких секунд, как ее крылья вновь стали руками, а тело обрело обычный для него вес.

Анаид снова превратилась в обычную, хотя и заметно исхудавшую за время изнурительного полета девушку с длинными, высушенными ветрами волосами и кожей.

От усталости ей было не пошевелить ни рукой, ни ногой. Внезапно где-то рядом раздался пронзительный свист.

Приоткрыв глаза, Анаид разглядела в полумраке заросшего мхами и лишайниками леса стоявшего спиной к ней смуглого мальчика, издававшего необычный свист, сложив ладони рупором возле рта.

Свист этот представлял собой ряд звуков разной тональности, чередовавшихся явно не просто так. Скоро где-то в другой стороне леса раздался другой свист. Это наверняка был чей-то ответ. Выслушав его, мальчик тут же снова стал что-то свистеть, издавая теперь иные звуки, чем раньше. Прислушавшись, Анаид решила, что свист — это что-то вроде азбуки Морзе.

— Ты с кем-то переговариваешься? — спросила она.

Мальчик тут же повернулся и уставился на Анаид широко распахнутыми глазами.

— Ты жива?! А где твои крылья?!

— Какие крылья?

— Те, что были у тебя вместо рук!

— Где это видано, чтобы у людей вместо рук росли крылья! — усмехнулась Анаид.

— У колдуний и не такое бывает!

— Ты что, считаешь меня колдуньей? — насторожилась Анаид.

— Я видел, как ты летела. А потом упала в лес, и я побежал тебя искать. Когда я тебя нашел, у тебя вместо рук были крылья…

— Как тебя зовут? — лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию, спросила Анаид.

— Унипепе.

— Какое странное имя.

— Это значит «громкий свистун». Мой отец, и мой дед тоже были свистунами.[42]Они научили меня понимать свист, когда я был совсем маленьким.

— Так ты с кем-то сейчас пересвистывался?

— Да. С Амусайкой. Это моя подруга.

— Надеюсь, ты ей ничего обо мне не насвистел?

— Я ей все про тебя рассказал. И позвал сюда.

С трудом поднявшись на почти не слушавшиеся ее ноги, Анаид приготовилась к самому худшему, но сначала попробовала договориться с мальчиком:

— Унипепе, ты должен мне помочь.

— Сейчас придет Амусайка. Она тебе и поможет.

— Мне надо узнать, где я нахожусь, и немного отдохнуть. Я хочу есть и пить. И вообще, может, я себе что-нибудь сломала, когда упала.

— Может. Поэтому-то я и попросил Амусайку предупредить Аремогу.

— Значит, ты раструбил о моем появлении всему острову! — в сердцах воскликнула Анаид.

— Ничего подобного. Я рассказал только тем людям, которые смогут тебе помочь.

— Интересно, кому! Врачам? Полиции? Журналистам?

— Нет. Колдуньям.

— Значит, по-твоему, только колдуньям под силу помочь такому чудовищу, как я? — нахмурилась Анаид.

— Но ведь ты же тоже колдунья. Кроме того, колдуньи не чудовища, а просто женщины. Я их прекрасно знаю. Когда я был еще маленьким, я видел, как они танцуют на поляне в лесу и собирают разные травы, чтобы лечить больных. А еще я видел, как они летают, хотя наши колдуньи и не пользуются крыльями.

— Вот как!

Мальчик явно имел в виду местных омниор.

Анаид серьезно задумалась. Стоит ли им доверять? Наверное, нет! Вряд ли она придется им по вкусу…

— Откуда ты знаешь про колдуний?

— Я живу в лесу.

— В лесу? — удивилась Анаид. — Чем же ты тут занимаешься? Охотишься? Рыбачишь? Или, может, рубишь деревья?

— Я вожу по лесу туристов, — объяснил мальчик.

В очередной раз осмотревшись по сторонам, Анаид не увидела ничего, кроме огромных деревьев, за стволами которых маячил какой-то высокий утес.

— Куда же туристы ходят в этом лесу? И вообще, где мы?

— Мы в национальном парке Гарахонай[43]на острове Гомера. Видишь эти деревья? Каждому из них несколько тысяч лет. В Европе такие деревья погибли во время ледникового периода. Тут растут лавры и можжевельники. Здесь достаточно влаги для лишайников, мхов и папоротников. У нас множество растений и животных, которые больше нигде не встречаются. Посмотри хотя бы на эту ящерицу. Такие больше нигде не водятся. Они ужасно нравятся туристам.