— Наверное, все лучшее америкосы уже захватили, — предположил Загайнов.

Симонов, пребывавший до этого момента в задумчивом молчании (не считая дележа кроватей и захвата кресла), тут же с ноткой суровости в голосе заявил, что теперь нужно быть особенно внимательными и вежливыми и не допускать в разговорах ничего лишнего, как то: рассказов о своем боевом прошлом и обидных кличек. Коллеги могут обидеться.

Миронов и Загайнов клятвенно пообещали америкосов америкосами не называть, американским и португальским флагами вместо полотенца не пользоваться, а также на пол не плевать и окурки не бросать.

— И в туалете я писать ничего не стану на стенках, — добавил Загайнов.

— А я воду за собой буду спускать, — не отстал Миронов.

На что Симонов велел прекратить паясничать и идти узнать, как тут дела обстоят с кормежкой.

Дела обстояли хило. Кладовая была забита коробками с натовскими пайками. Ими группа и питалась, как объяснил появившийся Коннор. Похоже, он ничуть не был смущен фактом отсутствия свежеприготовленных супов и нежных отбивных.

— А чего, — заявил веселый американец. — Хорошая жрачка! Европейцы ее по нашему образцу готовят. Все, что нужно организму. И жирок не завяжется.

Делать было нечего. Они находились в чужом монастыре, и приходилось вести себя соответственно. Поглядев на унылые лица подчиненных, Симонов поспешил их утешить, сказав, что, по его сведениям, пребывание в Лиссабоне продлится всего три дня, после чего будет бросок в Африку.

— Ладно, — сказал Евгений, — три дня их задрипанные консервы потерпеть можно. Знал бы — своей тушенки приволок!

— Не расстраивайся, — хлопнул его по плечу Загайнов. — Посмотри на Джека! Вон какую морду наел на этих пайках!

— Ну да, — не поверил Миронов. — Небось в своем Арканзасе, или откуда он там, сплошь мясо на ребрышках жрет и пивом запивает!

Разговор, естественно, происходил в отсутствие Коннора, который вернулся на ступеньки дома и опять бренчал на гитаре что-то заунывно-ковбойское.

Русские вышли покурить на крыльцо. Джек поднял от струн голову.

— Ну и как вам наше бунгало?

— Сойдет за третий сорт, — дипломатично отозвался Миронов. — Что здесь раньше было? Детский дом для умственно отсталых?

— Я так думаю,— прищурился американец, — португальцы его всегда как перевалочную базу для своих секретных дел использовали. Тут спортивный зал имеется очень неплохой. А в подвале — тир. Вряд ли это нужно было умственно отсталым детишкам.

— Наверное, — согласился Евгений, и тут прямолинейный Загайнов спросил:

— Джек, ты из какого штата родом?

— Из Арканзаса, — сообщил Коннор и удивленно уставился на весело ржущих русских.

— А мясо на ребрышках вы там жарите? — сквозь смех выдавил Евгений.

— Жарим, конечно, — недоуменно пожал плечами американец. — Только я давно дома не был. Может, сейчас на курятину народ перешел.

— Ладно, не обижайся, — сказал Загайнов. — Это мы о своем веселимся. Можно?

Он осторожно взял из рук Джека гитару, провел по струнам, проверяя настройку, одну струну немного подтянул. Сразу было видно, что человек этот знает не три дворовых аккорда.

Загайнов запел, и при первых словах Евгений даже вздрогнул.

— Что происходит в Анголе?

— А просто война!

— Просто война, вы считаете?

— Да, я считаю.

Завтра и сам я с войсками на юг улетаю,

Где лишь на днях разгромили бригаду дотла.

— Что же из этого следует?

— Следует пить! Трезвый рассудка лишится,

Увидев все это.

— Вы полагаете, будет агрессия летом?

— Я полагаю, без этого нам не прожить!

Эту песню пел какой-то парень на вечеринке переводчиков в ту давнюю командировку. Группу Миронова перебросили в Лубанго из столицы с непонятными целями, и ребята откровенно скучали от безделья, даже одно время порывались сходить в самоволку на предмет местных женщин. Но после того как им рассказали, какую заразу можно от этих женщин подхватить, желание напрочь пропало.

А с переводчиками, самым мобильным и контактным народом в военной миссии, они сдружились и даже выпивали с ними. Однажды старший военный советник, тупой солдафон, насквозь отравленный коммунистической идеологией, застукал их всех за выпивкой. И принялся раздавать наказания. Правда, досталось только переводчикам, до людей Миронова у него руки не дотягивались — коротки были.

Дослушав до конца не прерывая, Евгений спросил:

— Ты откуда песню знаешь?

— Да так, один парнишка дома пел. Он раньше военным переводчиком в Анголе служил. Оттуда и привез.

Возможно, это был кто-то из знакомых Миронова. Но спрашивать фамилию сейчас, при американце, было как-то неудобно.

Потом Джек спел «Видел ли ты когда-нибудь дождь?» из репертуара «Криденс» и был приятно удивлен тем, что и Евгений и Александр вдруг стали подпевать ему. Пришлось объяснить, что группу эту в советское время очень даже хорошо знали у них на родине.

А тут и машина из города пришла.

Сержант Коннор мгновенно спрятал гитару и вытянулся в струнку, едва завидев, как из «рейнджровера» вылезает громадный негр в джинсовой куртке. Очевидно, это был его начальник. Следом за негром вышли и два португальских специалиста. Эти размерами были поменьше американцев, но тоже выглядели крепкими ребятами.

Неф, четко определив, кто среди прибывших русских старший, представился Симонову:

— Капитан Гордон! Рад, что вы с нами!

Алексей Васильевич не ударил в грязь лицом.

— Полковник Симонов! Мне тоже приятно с вами сотрудничать!

Только что честь не отдал.

«Однако, — подумал Евгений. — Уже полковник!»

Русский Гордона был немного хуже, чем у Коннора, но вполне понятен. Они с Симоновым пожали друг другу руки, и Алексей Васильевич представил своих бойцов. Американец, в свою очередь — португальцев. Звали их Антонио Лопеш и Гашту Силва, оба — капитаны. Во время обмена рукопожатиями Евгений почему-то вспомнил, что не знает, в каком звании Загайнов, о чем не преминул его спросить, как только представилась возможность.

— Майор я, — ответил тот. — Но это сейчас неважно. Зови просто Сашей! Идет?

Оказалось, что Коннор был не прав. Португальские специалисты русский немного знали. По крайней мере могли понять, если к ним на этом языке обращались.

Побывавшие в городе привезли с собой кое-что из овощей и фруктов к столу, а также две литровые бутылки местной яблочной водки. Португальцы уж очень хвалили ее, вот Гордон и не устоял. Поскольку время до начала операции у них еще было, ничего предосудительного в том, что семеро крепких мужчин немного выпьют вечером за знакомство, никто не усмотрел. Симонов только еще раз велел своим не очень трепаться насчет прошлого.