Эх, если бы не пожар! Тогда в запасе было бы целых полдня!

Всадники не роптали. Одни стремились к догожданной свободе, в которую уже перестали верить, другие начали хвастаться взятыми «на бердыш» ножами, кубками и коврами. Дети… Лучше бы они схватили курагу с орехами.

Отряд шел до самых поздних сумерек, и только когда на небе ярко засияли звезды, князь Сакульский разрешил людям остановиться на привал. Пятнадцать человек тут же положили спать — дабы потом в дозоре стояли честно, носом не клевали. Остальные занимались лошадьми, разводили костры. Одного престарелого, измученного мерина пустили под нож, разделали на мелкие куски, и скоро над поляной потянулись ароматы жареного мяса.

— Ты лук брал, Андрей Васильевич? — тихо поинтересовался боярин Выродков. — Притормозить могли бы татар, коли нагонять станут.

— Ни луков, ни рогатин, ни доспехов для ратников, ни даже своего Аргамака, чтобы внимания дорогим жеребцом не привлекать, — вздохнул Зверев. — Надеялся тихонько сходить туда, так же тихонько вернуться — и все. Не отчаивайся слишком рано, Иван Григорьевич. Авось, лошади вынесут. Чай, не самые плохие они у нас.

— И не самые хорошие. Вот видел я в Тибризе арабских скакунов… — Он запнулся и махнул рукой: — Лучше спать лягу. Может, в последний раз.

Поднялись люди опять же до рассвета, дожевали холодную конину и умчались дальше, оставив после себя лохмотья конской шкуры и россыпь дочиста обглоданных костей.

Как князь и предполагал, запас лошадиных сил был вычерпан практически до дна — скакуны переходили на рысь с большой неохотой и очень быстро сбивались обратно на шаг. Пришлось выдерживать темп на уровне где-то близко к десяти километрам в час — широкий походный шаг. Дай Бог, чтобы хоть такую скорость животные выдержали оставшиеся два дня.

Дорога петляла, ныряла в низины, поднималась на холмы, и каждый раз Андрей оглядывался назад, опасаясь увидеть пыльное облако, что поднимается над скачущими на рысях татарскими сотнями. Однако небо до самого горизонта неизменно оставалось чистым.

— Может, обойдется, Андрей Васильевич? — уже после полудня высказал надежду боярин Выродков.

— В чудеса не верю, — покачал головой князь. — Ты бы такой налет на свое имение простил? Вот и Гиляз-бек не простит. Наверняка тоже привалы урезает и поесть людям спокойно не дает. Нам бы только ночь пережить. Поутру щиты за спины закинем, чтобы стрелами не посекли, да как-нибудь до порубежников доберемся. Лес кругом — обогнать, обойти не смогут. Лошадей, конечно, половину потеряем. Ну да это дело наживное.

Дорога опять пошла вниз, несколько верст петляла между взгорками и затянутыми ряской болотинами, перемахнула новый холм, еще два часа шла низинами, а когда опять забралась на возвышенность — князь увидел, что сзади, километрах в десяти, над зеленым ковром леса вьется легкий полупрозрачный дымок.

— Вот и они. — Вместо тревоги князь Сакульский испытал огромное облегчение. Неизвестность исчезла, все стало ясно и понятно. — Часа через два догонят. Нам не уйти, только лошадей зря загоним. Придется драться.

— Их втрое больше, Андрей Васильевич.

— А мы русские, Иван Григорьевич. С нами Бог. — Он выдохнул и покачал головой. — Русские не сдаются, а мертвые сраму не имут. Уходи, Иван Григорьевич, я прикрою. Место ты знаешь, ради чего мы к татарам ходили — тоже. Кроме тебя, с твоими записями никто не разберется. Уходи.

— Опозорить меня думаешь, княже? Никуда я не уйду! Вместе драться станем.

— А про дело государево забыл?

— Тебе поручали, ты и уходи. А я татар задержу. До темноты как-нибудь устою, а потом они тебя ужо не догонят.

— На кочевье напасть моей глупостью было. Значит, мне и сражаться.

— Хватит препираться, Андрей Васильевич! — повысил голос боярин. — Оба мы знаем, что товарища в сече бросить — бесчестье на всю жизнь. Оба и останемся. Сеча начнется, там определимся, кому оставаться повезет.

— И кому?

— Знамо кому, — усмехнулся Выродков. — Кто первый кровь свою прольет, ранен будет — того к порубежью и повезут. А другой драться останется.

— Ладно, Иван Григорьевич, договорились. Так тому и быть.

За спором они спустились с холма, перемахнули очередной ручеек. Дорога пошла по дуге вокруг заваленного камнями холмика, потом извернулась в обратную сторону из-за разлившейся перед бобровой запрудой реки. Здесь Андрей натянул поводья.

— Стоп, ребята, приехали! Спешиваемся, коней уводим за поворот, все холопы ко мне! Щиты и бердыши с собой! Пора за свободу братьев наших не ногами лошадиными, а своей отвагой заплатить! Шевелитесь, шевелитесь! Через полчаса татары здесь будут!

Неожиданно для князя освобожденные невольники оказались полезны и в сражении. Драться они, конечно, не могли — но хотя бы забрали коней, экономя ратникам время, и остались за ними приглядывать, тем самым подарив Андрею лишних трех-четырех бойцов.

— Слушайте меня внимательно! Скоро они будут здесь. Они не увидят ни коней, ни невольников, ни добычи. Они будут думать, что все это уходит, и попытаются прорваться как можно быстрее. Поняли? Теперь наши действия. У вас в руках бердыши. Оружие это для татар неведомо. Как им пользуются, они не знают. Получат очень неприятный сюрприз. Мы встаем в два ряда от деревьев до деревьев. Второй ряд — в пяти шагах за первым. Двадцать человек в каждом, плечо к плечу. Татары атакуют, налетают на первый ряд, спадают с коней и скатываются ко второму ряду, где вы их добиваете. Боярин со своими холопами стоит позади всех, бьет тех, кто сможет проскочить, прикрывает нам спину и закрывает брешь, ежели кто-то дрогнет. Всем понятно? Оружием вы владеть умеете, Пахом постарался. Сейчас строимся, опускаемся на колено и ждем. Будьте отважными — и мы победим! С нами Бог.

Сам Зверев вместе с Пахомом, Ильей и Изольдом занял место в первом ряду. Они четверо были теми немногими, кто имел доспех. Остальным приходилось надеяться только на везение и огромный стальной полумесяц. Однако изменить что-либо князь не мог: о броне для своих людей следовало думать месяц назад.

Послышался топот копыт. Он нарастал, переходя в тяжелый однообразный гул, словно от приближающейся электрички. Земля задрожала. Лес вокруг затих — в воздухе пропали насекомые, перестали чирикать птицы, умолк стрекот кузнечиков. Князь Сакульский глубоко вдохнул и опустился на колено, положив бердыш в пыль рядом с собой и выставив впереди прочный тополиный щит в два пальца толщиной. Деревянный круг имел почти метр в диаметре, и согнувшийся человек помещался за ним целиком.

Конница выхлестнула из-за поворота рыхлой, серой от пыли массой. Копья у стремени, щиты за седлом, луки в колчанах. Первые воины, увидев препятствие, натянули поводья, но не смогли остановиться мгновенно. К тому же на них накатывали задние всадники, оставшиеся за поворотом, и татар буквально выперло на русские ряды.

— За мной! — Отпустив щит, Андрей подхватил бердыш, выпрямился, выбросил оружие на всю длину, пробивая горло ближнего скакуна, тут же резанул в сторону, вспарывая шею второго.