Не знал, не мог знать, не должен знать...

Оказывается, знал?

И если он вляпается в лапы милиции, то наверняка не будет долго молчать, скажет, кто ему заказал несчастного Долгова...

А звонил ли Михась? – вдруг пришла спасительная мысль. Может, он придумал этот разговор, может, его на самом деле и не было, а он его только вообразил?

Не колеблясь больше, Епихин подошел к автомату и набрал номер Михася.

– Ну? – услышал он знакомый, занудливый голос. – Чего тебе?

– Ты мне звонил? – спросил Епихин.

– А ты свой номер давал? – грубовато ответил Михась. – Это был совсем не тот голос – веселый, азартный общительный, который Епихин слышал всего полчаса назад. Но тот тоже принадлежал Михасю, во всяком случае, был очень на него похож.

– У вас все в порядке? – спросил Епихин, чтобы хоть как-то оправдать свой звонок.

– Кроме денег.

– Будут деньги.

– Это как в анекдоте, – усмехнулся Михась. – Жора, жарь рыбу! Так нету рыбы! Жора, жарь, рыба будет... Слышал такую побасенку?

– Рыба будет, – ответил Епихин и повесил трубку.

Он уже подходил к платформе Немчиновка, когда услышал, как во внутреннем кармане пиджака затрепыхался мобильник.

– Да, слушаю, – сказал Епихин, всматриваясь в цифры на табло – он не знал этого номера.

– Ну ты даешь, муж-ж-жик! – раздался глумливый голос и связь оборвалась.

Епихин был совершенно уверен, что слышал голос Михася. Но прошло несколько минут, он уже ехал в электричке, смотрел сквозь грязные стекла на Кольцевую дорогу и не был уверен в том, что действительно слышал Михася. Не мог, никак не мог это быть Михась, не знал он этого номера, не знал, кто с ним говорит по телефону! – убеждал себя Епихин и все больше впадал в неуверенность. В голове все смешалось – хохочущий на собственной могиле Долгов, тень в деревенском доме, промелькнувшая мимо застекленной двери кухни, он же видел эту тень, видел! Но когда рванулся следом, она исчезла, а Катя спокойно рассказывала о том, что Долгов наведывается к ней. И фотография! На ее рабочем столе фотография, где она снята вместе со своим убитым мужем...

Монтаж?

А зачем?

Ради чего?

И этот придурок Михась... Как понимать его звонки?

В этот момент опять забился в истерике мобильник. Епихин вынул его из кармана с опаской, номер на табло был ему незнаком, но, поколебавшись, он включил связь.

– Слушаю, – Епихин почувствовал, как взмокла его ладонь, сжимавшая телефонную трубку.

Но позвонивший не сразу включился в разговор, похоже было, что он еще разговаривал с кем-то, прощался. «Ладно, Николай Петрович, – услышал Епихин слова, обращенные не к нему. – Не скучаете там в одиночестве?» И тут раздался хорошо знакомый ему голос, он был нечетким, смазанным, но интонацию он узнал, узнал сразу – это был Долгов. «Да уж привык, Иван Иванович», – голос был бесконечно печален, так может говорить человек только из могилы, если он, конечно, может говорить из могилы. «До скорой встречи!» – это прозвучало молодо, напористо, даже весело. Потом из трубки послышался хлопок закрываемой двери, и наконец внятное четкое приветствие «Здравствуйте!»

– Здравствуйте, – ответил Епихин.

– Вас беспокоит следователь Анпилогов Иван Иванович – так меня зовут.

– Очень приятно. Валентин Евгеньевич Епихин, если угодно.

– Угодно, как раз вы-то мне и нужны!

– И зачем же я вам понадобился?

– Повидаться надо, Валентин Евгеньевич. Интересы расследования уголовного дела требуют от нас с вами встречи.

– Как-то уж больно вы заковыристо...

– Что делать – служба! Невольно начинаешь разговаривать языком протоколов, очных ставок, опознаний, приговоров.

– А о каком уголовном деле вы говорите?

– Заказное убийство Николая Петровича Долгова.

– Не он ли был сейчас у вас в кабинете?

– Конечно, он! Вы узнали по голосу, да? – радостно спросил Анпилогов.

– Так вроде как убит Долгов?

– Совершенно верно. Месяц назад.

– Как же понимать?

– А его отпускают время от времени... Он предъявляет мою повестку, и его отпускают. Ненадолго. Когда мы с вами увидимся?

– Когда угодно, – ответил Епихин безразличным голосом. Он отказался понимать что-либо. Ученые люди подобное состояние называют прострацией. А если говорить проще, люди впадают в угнетенную беспомощность.

– Давайте завтра! – воскликнул следователь Анпилогов Иван Иванович с таким радостным подъемом, будто приглашал Епихина на свой юбилей, который должен состояться в дубовом зале Центрального Дома литераторов на Большой Никитской.

– Давайте, – слабо выдохнул Епихин. – Только это... Не представляю, чем я могу быть полезен... Меня не было в городе в это время. Я, можно сказать, отсутствовал. Не было в городе моего присутствия, – добавил он дурацкое уточнение.

– Не было вашего присутствия? – весело спросил Анпилогов.

– Не было.

– Ну и не надо! Мы с вами будем говорить о другом.

– О чем же?

– О цирке Никулина.

– Что? – Голос Епихина чуть ожил.

– Ха! Шутка! Правда, удачная?

– Да... Очень...

– Дело в том, что я участвовал в похоронах Николая Петровича... Вы были на его могиле и знаете, где это...

– Был... Знаю...

– Вот-вот! – продолжал веселиться следователь. – Я подумал – вдруг убийцы придут на похороны.

– Пришли?

– Не сочли. Но наутро позвонил сам Николай Петрович и сказал, что они и не могли прийти.

– Кто позвонил? – Епихин нашел в себе силы задать вопрос.

– Да ладно, – смутился Анпилогов. – Не придирайтесь к словам. – Жду вас завтра. Найдете?

– Постараюсь...

– Запомните – меня зовут Иван Иванович Анпилогов. Не забудете?

– Не забуду...

– Правильно! Я – незабываемый!

– Да уж догадался, – проворчал Епихин, отключил связь и прошел в тамбур. Он вышел на Филях, дождался электрички и вернулся в Немчиновку.

Милиция находилась почти на платформе, и он сразу направился туда. Походка его была неуверенная, какая-то заплетающаяся. Но Епихин проявил настойчивость и через пятнадцать минут сидел в холодном, пустоватом помещении и рассматривал снимки, сделанные на месте преступления через пять минут после убийства Долгова Николая Петровича. Перед ним за тем же железно-пластмассовым столом сидел сержант – скучал, курил, смотрел в окно и ждал вопросов, на которые начальство велело ему ответить, поскольку он был первым, кто примчался на выстрелы в тот самый просек, где все и случилось.