самому прогуляться. Maman выставила меня, чтобы я лучше погулял с друзьями, а не убирал со стола и не мыл посуду в день рождения.

— Да ничего я не бука, — почему-то смутился я. — Просто как-то неудобно…

— Лин! — позвала её Лариска. — Успокойся. Я тебе потом объясню. Она подмигнула ей, затем мне.

Сначала мы пошли провожать девчонок. Посадили Алёнку на последний рейсовый автобус в военный городок, потом Ларису, Алину. Потом довели до дома Андрюху.

— Ты коньяк заныкал? — спросил Мишка.

— Не-а.

— Блин! Он ведь там и остался, за занавеской на окне. И рюмки там же.

— Ну и что?

— Мать не будет ругаться?

— Не должна!

Потом пошли до Мишкиного дома.

— Что с Алиной-то терялся? — усмехнулся Мишка. — Девочка на тебя давно запала. Ей Алёнка только намекнула про твою днюху, она уже рысью к тебе рванула!

— Да не нравится она мне, — вздохнул я.

— Всё по Светке сохнешь? Зря. Алинка не хуже. И тоже гимнастикой занимается. Правда, какой-то своей, корейской. Говорила, что отец её учит.

— Не знаю, не лежит у меня к ней душа! — я развел руками. — Вот к Светке лежала. К Альбине лежит. А к этой «корейке» — ни капельки.

У подъезда Мишка достал сигареты, по привычке сначала протянул пачку мне. Я опять отказался.

— Всё не могу привыкнуть, что ты не куришь, — пояснил Мишка. — До аварии-то вроде курил.

Он ловко выбил сигарету одним щелчком, чиркнул спичкой, затянулся.

— Не помню, — буркнул я. Конечно, всё я помнил. Только после аварии Герис мне психику настроил так, что я не только бросил курить, но и первое время табачный дым на дух не переносил. Сейчас-то попривык уже.

— Родик Светку шантажировал, — зачем-то сказал я Мишке. — Не Хляпик. Родик у него фотки нашел и, в общем… Правда, Хляпика заставил её к себе привести.

— Во как! — Мишка аж присвистнул. — А кто им люлей навешал, не знаешь?

Я покачал головой. И про посылку я говорить не стал.

Глава 38

Глава 38.

За честь «Динамо»

У проходной ЦСК меня ждал сам Смирнов. Поздоровался со мной за руку, что на моей памяти было впервые. Кивнул maman, которая приехала вместе со мной, внимательно окинул её взглядом с ног до головы, будто определял профпригодность к спорту.

— Пошли!

— А Алика ждать не будем?

— У него другой тренер, — ответил он. — Они уже там. А вам туда!

Он показал рукой maman на лестницу:

— Там трибуны для болельщиков. Оттуда всё прекрасно видно.

Потом повел меня в раздевалку, у свободного шкафчика сунул в руки пакет:

— Переодевайся! Да шевелись, пока к врачам почти никого нет!

В сумке оказалась настоящая динамовская синяя самбистская куртка, такие же шорты.

— Если выиграешь, оставишь себе! — буркнул тренер, пряча улыбку.

— Придется выигрывать, — вздохнул я. — Уж очень труселя красивые!

— Теперь на комиссию. И шкаф закрой, ключ мне!

Четыре врачи занимали один большой кабинет: хирург, терапевт, невропатолог и председатель комиссии. Меня осмотрели, взвесили, измерили рост, потребовали паспорт. Я предъявил комсомольский билет и свидетельство о рождении. Вся процедура заняла минут десять. В очереди зато на эту комиссию мы простояли с час, не меньше.

Потом направились на жеребьевку, в которой я участия не принимал. Всем занимался Геннадий Николаевич.

— Жди здесь! — он посадил меня на скамейку и ушел. Я огляделся. Обычный спортзал с трибунами наверху застелили борцовскими матами. Видимо, здесь мне и предстоит отстаивать честь общества «Динамо». А между тем народу-то хватало. На лавочках сидели человек семьдесят точно. Причем возрастной ценз был от пацанят годочков 8-и до здоровых лбов под 20 лет, не моложе. По залу шарахались фотографы, периодически приставая то к спортсменам, то к их тренерам.

Зрителей вверху на трибунах тоже было немало. Я так понял, в основном, родители «мелкоты». Кстати, наверху где-то там должны сидеть и maman, и Альбина. А может, и еще кто-нибудь пришел из одноклассников, хоть Лавруха и запретила.

Вернулся тренер, сел рядом.

— Ты второй по очереди. Начнут через полчаса. Там, — он указал на другую половину спортзала, — малыши-кибальчиши бороться будут. Юноши и юниоры в группах 16–18 и 18–20 лет здесь. Сегодня у тебя две схватки.

Он осклабился, хлопнул меня по плечу и добавил:

— Если, конечно, первую выиграешь!

— А по времени сколько соревнования сегодня займут? — спросил я.

— А ты куда-то торопишься? — удивился Смирнов. — Отыграешь вторую и можешь быть свободен. Против тебя сегодня «Родные просторы» и «Спартак». Финал всё равно на следующей неделе. Не один ты в школу ходишь!

На второй половине спортзала царило оживление. Принесли стол, три стула, которые поставили в сторонке. Юные спортсмены расселись по периметру. Галдёж стих. К столу подошли четверо судей в спортивных костюмах. У одного даже на груди красовался герб Советского Союза.

— Костюмчик с Олимпиады-80, — с некоторой долей зависти сообщил Смирнов. — Интересно, где он его взял?

Разглядеть, что там было дальше, я не успел. На нашу половину тоже принесли стол, стулья. Пришли судьи.

Вызов первой пары на ковёр я прозевал. Сообразил, что началась схватка, когда на ковёр вышли два самбиста — один в красной куртке, другой в белой.

— Смотри, — тренер толкнул меня локтем. — Ты следующий.

Самбисты на ковре кружились, «танцевали» в высокой стойке, пытались ухватить друг друга за рукава, лацканы, ворот, одновременно сбивая руки противнику, пресекая захват.

— Я жду от тебя максимально эффектной победы! — говорил мне в ухо Смирнов, мешая наблюдать за поединком. — Максимально эффектной. Один бросок на 12 очков! И чтоб быстро, сразу. Не надо там цирк с танцами показывать. Понял?

Он толкнул меня опять локтем в бок. Я отвлекся от схватки, посмотрел на него, кивнул.

— Да что ты туда таращишься? — разозлился тренер. — Слушай, что я тебе говорю.

Я повернулся к нему. Он приобнял меня за плечи.

— Первый противник у тебя сильный. Со «Спартака». Но техники у него никакой. Будет давить силой. У него её хватает, но ты сильнее однозначно. Постарайся его сразу положить. У тебя это легко получится.

Поединок на ковре перешел в партер. Судья дал свисток, разнимая партнеров. А то они