– Действительно, неудачная идея.

Охотник схватил кастрюльку за ручку, резко отдернул руку и болезненно зашипел.

– Он меня поцеловал в первый раз, хотя ведьм не целуют, – зачем-то уточнила она.

– Хватит! Не хочу, чтобы ты смотрела на меня, а думала о другом мужчине.

Сейчас от Волка шла почти осязаемая волна злобы, он злился на себя за то, что вообще затеял этот разговор. Легче ему не становилось.

Мор удивленно моргнула:

– Это был ты…

– Как?

Моргана с шумом выдохнула и закатила глаза. Молча обошла Охотника и направилась к выходу.

Волк несколько секунд стоял совершенно неподвижно.

Он не мог поверить в то, что услышал. И сейчас ощущал болезненный укол чувства вины. Потом резко развернулся и бросился за ней.

Ведьма нашлась на улице. Она сидела под апельсиновым деревом, лицо ее было закрыто ладонями, а плечи мелко подрагивали.

– Нельзя выходить из дома… – сказал Волк.

Раздался сдавленный всхлип. Охотник опустился перед ведьмой на колени и мягко потянул за руку.

Он боялся увидеть ее слезы. Но на него смотрели смеющиеся голубые глаза.

– На солнце щеки обгорели, Курт? – смеясь, спросила она. – Ты бы видел свое лицо! Кстати, это ты меня инициировал! – В ее голосе явно слышалось торжество.

Волк покачал головой:

– Смысл врать тебе про инициацию. Наверняка встретилась с ведьмами, образовали запрещенный круг, зарезали курицу… выпили девочки теплой крови.

– И тем не менее. У меня знаешь как сила взлетала. Эх… только ты ее отобрал.

Охотник потер лоб.

– Невозможно. – Мужчина поморщился, а потом невесело усмехнулся.

– Почему же? – Ведьма принялась загибать пальцы: – Была колдовская ночь – полнолуние. Я впервые направила силу против человека…

Инквизитор хмыкнул.

– Да уж. Но вреда-то ты мне не причинила, – серьезно сказал он.

– Неважно. Главное – намерение. Я очень хотела… чтобы ты корчился на полу от боли, чтобы страдал… – У Морганы стал кровожадный вид.

– Допустим… Но этого недостаточно.

– Сильное потрясение. Суд… Я утратила контроль над силой, у меня почти искры с кончиков пальцев срывались. И то, что произошло потом…

– В Инквизиции не идиоты работают, – отрезал Волк. – Если бы инициация происходила так легко…

– И очень даже нелегко, – перебила Моргана.

– Ты думаешь, такая редкость, что инквизиторы проводят время с ведьмами? Так вот, для некоторых это спорт. Бывает по-всякому: и в полнолуние, и с сильным потрясением для ведьмы, – огрызнулся Волк. – Но что-то я не вижу толп инициированных на улицах. Существует простая процедура…

– Простая процедура! – Моргана взвизгнула. – Да что ты знаешь! Нас привезли в это ужасное место. Еще и ведьм с поселения пригнали. Яблоку негде было упасть. Представляешь, больше двухсот ведьм в одном месте. Нас по одной загоняли к врачу. Знаешь, иногда такие крики раздавались… Меня от страха тошнило. И тогда я выскользнула на улицу. Стояла там и плакала. Наши, из специнтерната, все прошли, в автобусе сидят, ну, я тоже в автобус. А мне наш сопровождающий инквизитор говорит: «Карта где?» Ну, я и пошла за картой… – Моргана глубоко вздохнула и сбивчиво продолжила: – Зашла в кабинет, попросила карту, сказала, что забыла. Доктор смотрит, а там печати, естественно, нет. Говорит что-то вроде того, что ничего не знает, давай, мол, на кресло. А я в тот момент сказала, просто вырвались эти слова у меня: «А я уже была». Он посмотрел на мое зареванное лицо, печать ляпнул и говорит: «Ладно! Вали! И карту не забывай больше».

Охотник видел, что у ведьмы слегка дрожат руки.

Она помолчала и тихо сказала:

– Я потом месяц спать не могла спокойно. Все думала, что за мной придут. – Моргана смахнула слезу и жалобно добавила: – Зачем вы нас мучаете? Никогда не могла понять…

– Пойдем в дом. Чай уже остыл.

Волк старался скрыть свою растерянность изо всех сил, спасали многолетние тренировки. Моргане удавалось вывести его из равновесия гораздо лучше, чем наставникам. Контроль рассыпался, таял, испарялся.

Охотник помог ведьме подняться, прижал ее к себе в бессознательной попытке оградить от воспоминаний.

– Больше в Инквизицию ты не попадешь, – убежденно сказал он.

После солнечной улицы казалось, что в доме очень темно. Моргана не могла разглядеть выражение лица Курта.

– Сегодня ночью мы уедем.

– Я не хочу возвращаться в город, – сказала она.

– Не вернемся.

– А как же…

Волк припал к ее губам, прерывая вопросы. Слишком много слов было сказано, слишком больно, слишком…

Ведьма начала отвечать на поцелуй, теснее прижимаясь к нему всем телом. Обняла. Ее ладони гладили сильную мужскую спину, но его рубашка казалась раздражающим препятствием. Ткань была какой-то грубой и шершавой, а ведьме хотелось ощутить под своими ладонями его сильное, теплое тело. Руки проникли под рубашку, дразняще прошлись по ребрам и крепкому прессу. Она чувствовала, как Курт отзывается на каждое ее движение, льнет к ее рукам, как домашний кот, а не как дикий волк. Плавные и бесконечно нежные движения оказывали на него гипнотическое действие. Сейчас Охотник был в ее руках, и если бы захотел вырваться, у него не хватило бы сил. Его поцелуи были требовательными и слегка грубоватыми, он покусывал и сминал ее губы, наслаждаясь каждым ее вздохом, который вбирал в себя.

Неожиданно ведьма отстранилась.

– Ты что, перевелся в местное отделение? – чуть охрипшим голосом спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Но это же кошмар! Метка! Лютый! А я ведьма! Ох!!!

– Моргана…

Ведьма поднырнула под его руку и заметалась по темному коридору.

– Очень плохо, очень! И что делать? – нервно спросила она, резко остановившись перед Волком. Мор была готова дать руку на отсечение, что он улыбается. – У меня сейчас сердце остановится… – пожаловалась она.

– Давай проверю. – Волк снова притянул к себе ведьму, его рука немедленно легла на ее грудь, слегка сминая. – Сердце не бьется! – в притворном ужасе воскликнул он.

– Я серьезно… – Мор извивалась, стараясь вырваться из его захвата.

– А я в некотором роде ушел из Инквизиции, – доверительно признался он.

И замолчал. Нет, Волк прекрасно понимал, что, убив Верховного, дороги назад уже не будет. Но он еще не переставал ощущать себя инквизитором. Когда Охотник произнес эти слова вслух, то почувствовал некоторую растерянность. Но близость ведьмы, ее попытки освободиться не дали растерянности взять верх. Грозящая опасность и безумие собственных поступков переплавились в страсть, в обжигающе горячее желание.