– Из Инквизиции не уходят. – Моргана была дотошна, как инквизитор-дознаватель на своем первом серьезном деле.

Охотник подхватил ее под руку и привел на кухню. Усадил. Ведьма нетерпеливо ерзала, стул жалобно поскрипывал. Мужчина молча принялся заново подогревать безнадежно остывший чай.

– А я ушел, – со значением произнес он.

Вот тут ведьме стало действительно страшно. Даже жутко.

– Они знают, что ты ведьма? – выдохнула она и закрыла рот рукой, как будто вырвавшиеся слова могли услышать где-то в Инквизиции.

– Я не знаю, – в этот момент он был с ней предельно честен. Он колебался несколько мгновений, а потом достал из кармана вчетверо сложенный листок. – Это документ из моего личного дела.

– Но тут же все закрашено, – изумилась Моргана.

– Кое-что понять можно. Смотри, графа «Мать» – судя по длине слова, тут написано «ведьма».

Мор вздрогнула, взяла листок в руки и посмотрела на него очень внимательно.

Волк говорил, и с каждым словом ему становилось легче, как будто с груди убрали мешки с песком.

– А самое интересное вот здесь, – он показал на строку, где был указан предполагаемый уровень его силы. – Видишь, здесь ничего не разобрать, но, похоже, какое-то значение было проставлено в стандартных единицах. – Он выжидающе посмотрел на свою ведьму.

Она разложила листок на столе и разгладила его рукой. Ее пальцы скользили по графам, обводя по очереди: «Мать», «Отец», «Имя».

– А ты помнишь своих родителей? – наконец спросила она.

Охотник мотнул головой.

– И тебя все-таки не Курт зовут, – она натянуто улыбнулась, – длинное имя какое-то.

– Я не… – Волк не договорил.

– Не знаешь? – закончила Моргана.

Он кивнул.

Ведьма снова его удивила – она поднялась и бросилась к нему на шею, уткнулась носом, щекоча дыханием. А потом зарыдала. Бурно. Навзрыд.

– Ты что? – только и мог спросить Охотник. – Почему ты плачешь?

– Жалко, – всхлипывая, ответила Моргана и еще крепче прижалась к нему.

– Кого? – Волк совершенно растерялся и не понимал, что происходит.

– Тебя!

Он машинально поглаживал ведьму по волосам и спине. Его никто никогда не жалел, о нем никто никогда не плакал так искренне, с такой грустью и чувством. Удивительно, что этот единственный человек оказался ведьмой.

На кухню важно прошел кот, в пасти он тащил голубя со свернутой шеей, положил добычу у ног Охотника и осуждающе уставился на пару.

– Смотри, Моргана, кот решил нас обедом накормить.

Ведьма нехотя отпустила Волка, улыбнулась, увидев кота.

– Он не убежал? – удивилась Мор.

– Нет, еще и добычу принес. Молодец, отродье. – Волк одобрительно почесал кота за ухом.

Ведьма вытерла слезы тыльной стороной ладони и снова улыбнулась.

Кастрюлька на плите зашипела, чай выкипел.

Лютый обожал охоту. Его немного расстроила нерасторопность собственных подчиненных, но в конце концов он решил, что все к лучшему. Интересно, как должен чувствовать себя Охотник, который стал целью из-за ведьмы… Мужчина дернул головой, как пес, который чует добычу.

Сложность состояла в том, что инквизитор хотел получить эту парочку живой и относительно здоровой. Они стали бы прекрасным козырем в его борьбе за кресло Верховного. На его щеках вспыхнули два красных пятна, он считал, что давно нарастил броню и женщины не могли его ранить. Но Тине это удалось. Она нанесла неисчислимый урон не только его чувствам, но и профессиональной гордости. Сейчас Лютый испытывал леденящую ярость.

Он внимательно смотрел на карту. Волк профессионал, он будет действовать, опираясь на свой опыт, а это дает шанс на некоторую предсказуемость.

Лютый поставил себя на место Охотника и попытался представить, как бы он действовал сам. Итак, он не один, рядом с ним женщина… очень красивая. Инквизитор разозлился на себя, представив, чем мог быть занят сейчас Волк… Лютый заставил себя сосредоточиться на карте…

– Не отвлекайся, Ихошка! Пиши: «Мальчик нарвал в саду яблоки, чтобы бабушка приготовила пирог»… В слове «пирог» буквы «е» нет. – Иван сидел напротив ведьмы и наблюдал, как она старательно выводит буквы. Когда он ее поправил, она досадливо фыркнула, зачеркнула «е» и сверху аккуратно вывела «и».

– Еще запятую пропустила, – подсказал инквизитор.

– Я никогда этому не научусь, – простонала она, – хотя писать мне нравится. – Она вывела в углу страницы большую букву «И», дорисовала вокруг дикий вьюнок.

– Красиво, – сказал Иван и потер веревку на своей шее. Последнее время у него появилась эта привычка: подцепить веревку между большим и указательным пальцами и покатать между подушечками.

Не сказать, что «украшение» на шее как-то мешало, но он постоянно ощущал легкое давление на горло, о котором невозможно было забыть ни на минуту.

– Ты уже намного лучше пишешь.

– Спасибо! – Ихошка даже порозовела от удовольствия. – Ты хорошо учишь. Вот у нас в школе училка была злая. Закрою глаза и прямо вижу ее… Она такая полная была, волосы серые, в мелких кудряшках, и глаза навыкате. Мы любили на переменках побегать, а она, если что не так, на нас орала. Ты знаешь, у нее на шее вены вздувались, так она орала. Мы ее боялись до жути. – Сегодня ведьма разоткровенничалась.

Ивану было интересно узнать, как же Иха очутилась одна в этих лесах, но, несмотря на то, что они очень сблизились за последнее время, он не решался задать этот вопрос напрямую.

– А какой у тебя был любимый урок? – как можно нейтральнее спросил инквизитор.

– Ну, мне нравилось рисовать, собирать гербарий и читать. На самом деле мне все в школе нравилось. Если бы не этот мальчишка…

– За косичку тебя дергал? – Иван ухмыльнулся. – «Только бы не замкнулась», – думал он.

– И за косичку, и учебником по голове бил, а потом… – Иха нахмурилась, закусила губу и с сомнением посмотрела на Ивана. – А, какая разница, теперь-то уже все равно. – Она поднялась и стала собирать исписанные листочки с уроками.

– Так что случилось?

– Выплеск силы, вот что случилось. Подрались мы с ним, я его искусала, а потом выкрикнула: «Чтоб тебе позеленеть!» – Ихошка вздохнула: – Не знаю, что произошло, да и никто потом не разбирался. Но на следующее утро я проснулась, а кончики пальцев на ногах у меня зеленые. Пробовала их отмыть, до крови стерла – не получилось.

Иван слушал и кивал.

– Ты помнишь, сколько тебе лет было?

– Восемь. Только-только исполнилось.

– Рановато для первого выплеска силы, – задумчиво сказал мужчина.