Это можно показать на наглядном примере – почти все члены Тайного Совета времен Елизаветы Первой были либо джентльмены верхнего, рыцарского слоя, либо пэры Англии, ставшие таковыми при ней и пожалованные в пэры за какие-то заслуги. Лорд Роберт Дадли, например, стал графом Лестером, а сэр Уильям Сесил – бароном Берли. Он, кстати, мог бы стать и графом, но не захотел – уж очень это было разорительно. Королева, как правило, весной и летом путешествовала со всем своим двором от одной своей резиденции к другой – это кочевье даже имело специальное название, «progress». Она любила при этом навещать своих титулованных лордов. Принимать государыню было делом дорогим, и чем выше титул хозяина имения, почтенного ее визитом, тем дороже обходился прием. Для графов он мог стоить и три, и четыре тысячи фунтов – и лорд Берли благоразумно решил, что, пожалуй, он все-таки лучше побудет просто бароном.

Система, сложившаяся в Англии, имела множество недостатков. Нехватка фондов заставляла Корону опираться не на профессиональных, хорошо подготовленных администраторов, а на местных джентльменов, которые часто подходили к своим обязанностям по-дилетантски. Похожая картина была и в военных делах – на регулярную наемную армию не было средств, и приходилось полагаться на дворян-волонтеров да на местное ополчение. Королеве было трудно оплачивать даже услуги своих дипломатов – Уолсингем в Париже тратил 200 фунтов в месяц, а получал только 40 и чуть было не разорился на своем посольском посту – его выручил только лорд Берли.

Но довольно парадоксальным образом отсутствие должного государственного контроля давало Англии крупное преимущество – способные люди пользовались значительной свободой действий и пускались в самые неожиданные и рискованные предприятия. Конечно, сэр Фрэнсис Дрейк со своим ошеломляющим успехом в создании прибыли в 4700 % был уникальной звездой бизнеса своего времени, но в рыцари, случалось, выбивались и мыловары.

Все они – и моряки, и купцы, и пресловутые «мыловары» – метили высоко.

Сэр Уолтер Рэли, о котором у нас еще будет случай поговорить, в одной из своих экспедиций удвоил вложенные им средства – и считал, что провалил дело, «…незачем было и плавать…».

И он, и люди вроде него чувствовали в себе большие силы, и они вовсе не были напуганы перспективой столкновения с Испанией – Фрэнсис Дрейк, например, ходивший в пиратские рейды через Атантику на скорлупках водоизмещением в 25 тонн, не побоялся бы и черта.

Наконец, в Англии существовало и в высшей степени толковое руководство.

Папа Римский Сикст Пятый, в миру Феличе Перетти (Felice Peretti), жизнь свою начинал свинопасом. Церковь давала возможность выдвижения толковых людей – и он эту возможность использовал до конца. Он окончил семинарию, принял постриг в ордене францисканцев, некоторое время был инквизитором и с ересью боролся как только мог: поддержал Католическую Лигу во Франции, отлучил Генриха Наваррского от Церкви, помогал дону Филиппу в его денежных затруднениях. Но, начав с самых низов, он ничего не мог поделать с собой – он высоко ценил таланты.

Так вот, про Елизавету Английскую он однажды сказал следующее:

«…Вы только поглядите на нее – как она умеет править! Она всего лишь женщина, повелевает только на половине одного острова – а ее боятся и Испания, и Франция, и Империя… Нам с ней следовало бы пожениться – наши дети правили бы миром…»

Святой отец славился парадоксальным умом – мысль об имеющем потомство браке главы Католической Церкви с еретичкой, отлученной им от Церкви, была очень неординарной.

Она могла прийти в голову только ему.

Как-то не складывалось у Тюдоров с престолонаследием. Причем с самого начала. Права первого из них, Генриха VII, были в высшей степени сомнительными – но он, изощренный политик и человек методичный, все-таки справился и передал трон Англии своему потомству вроде бы на надежной основе – у его сына, Генриха VIII, никаких соперников не было. И если бы не неудача Катерины Арагонской с рождением мальчика, и не увлечение Генриха VIII Анной Болейн, и не его неистовое, всесокрушающее желание во что бы то ни стало обзавестись законным сыном – глядишь, и история Англии пошла бы по-другому.

Но история пошла так, как пошла – и к 1585 году перед страной опять встала проблема престолонаследия – у Елизаветы I не было детей, наследника она не назначала, все предложения Тайного Совета, связанные с этим чувствительнейшим политическим вопросом, отвергала с негодованием, – а между тем законной наследницей престола Англии являлась внучка королевы шотландской, Маргариты, дочери Генриха VII и сестры Генриха VIII.

И звали ее Марией Стюарт, и находилась она в Англии, и содержалась, в общем, на положении пленницы, и вступление ее в свои права означало бы полный крах всех людей, связавших свою судьбу с делом Реформации…

Секретная служба под руководством сэра Фрэнсиса Уолсингема весной 1585 года раскрыла заговор с целью убийства королевы Елизаветы. Один из видных заговорщиков, доктор богословия Уильям Пэрри, был захвачен в Англии и казнен – но корни заговора вели за границу, во Францию и в Испанию, где действовали английские католические семинарии. Там готовились кадры для подполья, там разрабатывались планы устранения Елизаветы Первой – и успех всех этих планов самым существенным, буквально решающим образом зависел только от одного – успеют заговорщики вовремя освободить из ее заточения Марию Стюарт, «…католическую наследницу престола…», – или нет?

Это обстоятельство – наличие католической наследницы – очень тревожило членов Тайного Совета, и поведение их августейшей повелительницы, королевы Елизаветы, их настроения тоже не улучшало. Она, например, категорически отказалась исключить Марию Стюарт из линии своих наследников, она отклонила предложение лорда Берли – позволить Тайному Совету и Парламенту в случае ее внезапной кончины совместно избрать ей наследника.

Она даже не пожелала объяснить мотивов отказа.

Если бы она решила иначе, история, возможно, пошла бы по другому руслу – у ее советников было бы меньше причин для беспокойства, и они, может быть, не взялись бы за дело обеспечения «…правильного выбора наследника престола…» самостоятельно.

В числе ее верных слуг были талантливые люди, не желавшие «…подчиняться сложившимся обстоятельствам…».

Они предпочитали формировать обстоятельства сами.

Посол Франции при дворе королевы Елизаветы, Гийом Клод дел’Обепин (Aubespine), барон де Шатонеф, испытывал серьезные затруднения. Среди его прочих инструкций ему было поручено поддерживать связь с Марией Стюарт – как-никак она была когда-то королевой Франции.

С другой стороны, еще в 1582 году его предшественник, месье Мовисьер, получил предупреждение со стороны английского Тайного Совета, что вся корреспонденция между Францией и Марией Стюарт в обязательном порядке должна идти через английское посольство в Париже. Мовисьер протестовал и ссылался на дипломатический иммунитет. Его не выслали, как дона Бернардино – разрыв с Францией был нежелателен, – но за ним, конечно же, следили. После раскрытия заговора доктора Уильяма Пэрри всякая связь Марии Стюарт с окружающим миром была пресечена, и французское посольство больше не могло посылать ей никаких писем. Так что когда в кабинете барона де Шатонефа появился некий Джилберт Джиффорд (Gilbert Gifford) и сообщил, что у него есть «…верный и честный человек…», с помощью которого узнице можно будет передать письмо, у барона возникли самые серьезные сомнения в искренности его собеседника.