Усатый пузан, сеньор Ортэс, выдал мне документы с вензелями, печатями и блестящей кругляшкой и сказал, что я могу идти.

Джек поблагодарил, затем взял меня под локоть и повёл на выход. И только в бронированном салоне авто улыбнулся, наконец:

— Ну что, сеньорита Александра Лозанина, владелица и единственный акционер завода по производству напитков и праздников, поздравляю тебя!

— Спасибо, — испуганно ответила я. — Но это же временно, да?

— Ты же не временно будешь моей женой? — спокойно спросил он.

— Нет…

Джек коснулся моего живота ладонью, замер на секунду и посмотрел мне в глаза.

— Тогда какая нам разница, чей это завод: твой или мой? — Подмигнул животу и добавил: — Всё равно будет принадлежать нашему Паблито.

— Паблито? — удивилась я.

— Пабло Алехандро Рендальез, — задумчиво сказал Джек, — по-моему, хорошо звучит!

— Павлик… — пробормотала я, прислушиваясь к китёнку, тот молчал, но, как обычно, когда моё внимание обращалось к нему, подарил мне благость. — Пусть будет Павликом. Кажется, китёнок не против. А вдруг он не захочет управлять компанией?

— Как же! — удивился Джек. — Он мой сын. И твой. Значит, сможет, даже колонией на Марсе руководить. Поедем! Тут рядом…

Действительно, не проехав и квартала, мы остановились. Центральный банк Венесуэлы в отличие от от Торговой палаты был зданием современным, эдакой бетонной башней на устойчивой, широкой подошве. Тут тоже прошло всё быстро, благодаря Рафаэлю и конверту. И счета компании тоже были переоформлены на меня, но с полной генеральной доверенностью на Джека как исполнительного директора.

Затем мы заехали ещё в одно здание, на этот раз обычное, неприметное с толстыми решётками на окнах и массой взбудораженных людей у входа. Джек и Рафаэль поговорили на бурном, почти ругательном испанском с жёстким, как кремень, мулатом, ещё с одним, похожим на Уго Чавеса в молодые годы. Я подписала заявление и выяснила, наконец, что это были агенты СЕБИН, которые займутся нашим делом.

— Теперь можно считать, что компанию никто не обкрадывал. Если не считать побочные расходы, — тихо, с довольным видом сказал мне на ушко Джек, когда мы вернулись в наш «бронетанк».

— Я хочу домой, — шепнула я ему, вдруг осознав, что толком не понимаю, где он, мой дом — это номер в гостинице или кабинет генерального директора на заводе с диванчиком под окном, или кондо в Нью-Йорке, или квартирка на девятом этаже в Ростове-на-Дону с зелеными занавесками в моей комнате. Просто хотелось туда, где спокойно, уютно, и можно расслабиться рядышком с самым любимым на свете мужчиной, забраться ему носом под мышку, обнять крепко и заснуть, ни о чём не беспокоясь. Там, где это возможно, там и будет мой дом. Хочу туда!

— Ещё одно место, малышка, — погладил меня по руке Джек. — И домой.

Интересно, а какое «домой» у него в голове?

Площадь впереди по курсу была заполнена людьми. Автомобиль с трудом проехал по проспекту Норте от Центрального Банка и остановился на углу.

Я оглянулась, увидела в заднем стекле бронзовую статую Боливара, фонтан и ярко-охряный дворец. Люди митинговали, им было не до нас. Я решила, что мы просто пережидаем пробку или выбираем новый путь, но Джек толкнул дверцу и кивнул на величественный собор по правую руку с огромной статуей Девы Марии, распахнувшей руки так, словно она готова обнять город.

— Нам туда.

— Зачем? — изумлённо шепнула я и ухватилась посильнее за руку моего медведя. — У них тут принято освящать нового владельца компании? Без этого никак не обойтись?

Джек не ответил. Прохожих на проспекте вокруг было слишком много, и несмотря на бронированных охранников, обступивших нас со всех сторон, мне всё ещё было страшно. Очень. Я видела киллеров даже в нищих на серых ступенях. Рафаэль и пара венесуэльских мордоворотов задержались позади нас, а Джек, внезапно взволнованный и прямой, словно столб проглотил, провёл меня под грандиозные своды. Перекрестился быстро, поцеловал крестик, свисающий на цепочке с шеи.

— Сандра, это Мерида. Главный Кафедральный Собор Каракаса, — сказал он с придыханием и почтением, словно знакомил с матерью.

Я оглядела массивные гранитные колонны, ряды скамеечек из тёмного дерева, резные окошки с витражами в виде замысловатых ромбов в каждом проёме, огромные иконы, больше похожие на картины с изображением святых в Эрмитаже. Людей в церкви почти не было, только беременная женщина в розовой маечке и джинсах с мужем у бокового входа и три старушки в кружевных платках, почти мантильях.

В сердце закралось волнение, словно происходило что-то необычное, о чём я не знаю, а ещё будто я была здесь когда-то давно и забыла. Здесь внезапно о многом забылось — так величественен и ажурен был купол над моей головой. И ощущение светлого и большого, как вся Вселенная, как Бог, коснулось моего робкого сердца, но затем я опустила взгляд и увидела охранников, закрывших нас от входа спинами в бронежилетах. Сразу же из-за них появились те двое, что задержались.

Они вышли в проход, обвешанные корзинами с цветами. Бойкие мальчишки-служки тоже несли корзинки. В мгновение ока проход между скамеечками и пространство у алтаря были украшены цветами. Аромат мелких алых розочек, белых лилий, крупных экзотических фиолетовых орхидей и трав смешался с запахом воска и ладана. У меня перехватило дух, закружилась голова ещё сильнее.

— Что это значит, Джек? — моё сердце билось о рёбра, выскакивая.

— Я беру тебя в жёны, — ответил он и быстро надел чёрный смокинг, который подал ему стриженый водитель.

Ветерок, пролетевший под сводами и всколыхнувший волосы на наших головах, не смог развеять моё ошеломление и возмущение. Я выдернула свою руку из ладони медведя.

— Но Джек! Я не могу так!

— Не волнуйтесь, Саша, всё хорошо. Выходы закрыты, тут безопасно, — уверил меня Рафаэль и, протягивая большую белую коробку, показал на резную дверцу в алькове: — Там вы сможете переодеться. Монахиня вам поможет.

— Ты не можешь всё решать за меня! — рассердилась я на Джека.

Он склонил голову, пытаясь сохранять спокойствие.

— Могу. На том основании, что я — мужчина. И в нашей семье, повенчаны мы или нет, я — главный. Ты сама говорила про танец, про партнёров! Я веду! — Он облизнул губы и засунул руки в карманы. — Ты сказала, что хочешь много цветов, меня в смокинге и платье со шлейфом. Вот, — он мотнул подбородком, — всё есть. Или мало цветов? Сейчас скажу, привезут ещё.

Из-за алтаря появился священник, самый настоящий, католический, в белой пелерине поверх чёрной рясы. С простым, массивным крестом на груди. У священника были тонкие, благородные черты лица, и мне стало сразу неловко перед ним устраивать сцены, но… всё было не правильно!

— Трез секундаз, падре, — сказал ему Джек и слегка поклонился.

Я всплеснула растерянно руками и… расплакалась.