— Твоя компания — объект недвижимости, папа. Я не вижу разницы. Я решил. Я не хочу поступать в университет.

— У тебя есть приглашение в Йель, и ты собираешься отклонить его? — выплюнул Роберт. — Только через мой труп! — добавил он, прежде чем Адам успел сказать еще хоть слово.

— Благодаря дедушке, мне все равно, что ты скажешь, и, учитывая, что ты повесил на меня эту суку-жену, не думаю, что должен волноваться о твоем мнении, учитывая, что ты сделал меня мужчиной до того, как я был готов.

— Черт подери, сынок, ты же знаешь, почему нам пришлось это сделать.

— Чтобы спасти Каина. Всегда, чтобы спасти Каина. Ну, я спас его задницу от расправы. Я спас его, когда он причинил боль девушке, которую я любил…

— Тею? — выдохнул Роберт с удивлением, и я не могла его винить.

За все то время, что я провела с ним, всю еду, которую я ела с ним, и все ночи, которые я спала под его крышей, я ни разу не упомянула, что испытываю чувства к его сыну.

— Я пошел против нее, женился на другой женщине, чтобы спасти своего мерзавца-брата, и для чего? Чтобы он позвонил мне сейчас и сказал, что раз он сидит в тюрьме и из-за этого не может получить высшее образование, я должен отдать ему свои деньги? Не получив ни единого слова благодарности за то, что я воспитываю его сына? Я отмотал свой срок. Я отслужил своей семье, но теперь хватит. Я могу делать что хочу…

— Ты передумаешь. Ты еще слишком молод, чтобы…

— Слишком молод? — возмущенно воскликнул Адам. — Ты осмеливаешься говорить мне это, когда я на ровном месте стал мужем и отцом, не сделав в своей жизни ничего плохого?

— Адам, — выдохнул Роберт.

Просто имя.

Я не была уверена, извиняется ли он или просит о прощении.

В любом случае, я не думала, что Адам получил то, на что надеялся.

— Я принял решение. Как только я оканчиваю школу, это все. Дальше я иду своим путем.

В течение секунды я могла только смотреть на опущенную голову Роберта, положившего локти на колени и сгорбившегося.

Было ли ужасным, что я надеялась на то, что он ранен?

Адам был прав.

Он был принесен в жертву своему брату-подонку. Благородный сын заплатил за злодеяния ублюдочного, и теперь стал отцом мальчика и имел навязанную жену, которую ненавидел…

Если кто и имел право принимать собственные решения относительно своего будущего, так это Адам.

Прежде чем меня заметили меня, я отошла от двери кабинета и вернулась на лестничную площадку, на которой находилась моя спальня.

Совершенно случайно я подслушала этот разговор, но теперь я не могла выбросить его из головы.

Моим первым побуждением было позвонить Адаму, но он ничего не сказал об этом во время тренировки.

Он просто нырнул в воду, и мы помчались, выталкивая друг друга за пределы наших возможностей до тех пор, пока оба не истощились, после чего устало плюхнулись на край бассейна, пытаясь восстановить дыхание.

Это то, как мы проводили время теперь, и этого общения было больше, чем раньше, поэтому я была счастлива, хотя мне хотелось большего.

Как только мы заканчивали тренировку, все. Я шла своей дорогой, он шел своей.

Адам правил Роузмором, я же просто пряталась по углам, чтобы пережить дни, пока не стану свободной и не смогу выбраться из этого проклятого места, в которое я не вписывалась. Где, несмотря на то что это Каин причинил мне вред, злодеем была я.

Прикусив нижнюю губу, я крепко сжимала в руке сотовый телефон, но, войдя в спальню, не стала звонить Адама или даже писать.

Он должен был поговорить со мной об этом. Я не могла об этом говорить, не тогда, когда подслушала личный разговор.

Я посмотрела на информационную доску над своим столом, на которой были прикреплены магнитами расписания, встречи и мои фотографии на пьедесталах. Там же находилось письмо о моем зачислении в Стэнфорд.

И внезапно мне показалось, что университет не просто на другом конце страны, а в другой вселенной.

Как будто в ближайшие пару месяцев я собиралась переехать на другую планету.

И хотя я по-настоящему не разговаривала с Адамом за годы, прошедшие после его женитьбы, он был бы рядом.

Я могла бы поговорить с ним, если бы захотела. У меня был выбор.

Когда-то я решила уйти, вычеркнув себя из его мира, но теперь, судя по всему, уходил он.

В отличие от Роберта, мне было нетрудно представить, как Адам занимается переделыванием домов. Что бы он ни задумал, он достигнет этого. Яблоко от яблони.

Я знала, что плавание для него — рутинная работа. Я знала это, но вы никогда не поймете этого, когда он находился в воде. Он тренировался усерднее, чем кто-либо в команде, кроме меня, и до сих пор посвящал все свое свободное время этому виду спорта, заставляя себя, потому что считал, что это единственный способ попасть в университет, был убежден, что это единственный способ для него построить свое будущее.

Теперь у него появились другие варианты, и он собирался ими воспользоваться.

Все еще немного потрясенная, я сняла с доски письмо из Стэнфорда и еще одно из исправительного учреждения Саутволл.

Два приглашения, два совершенно разных пути, по которым я собиралась пройти.

У меня не было сомнений, что я побываю в обоих местах, но после я встану на распутье, который может увести меня от Адама даже дальше, чем я уже от него была.

Вздохнув, я рухнула на кровать и уставилась на оба конверта.

Сегодняшний день был определением дальнейшего пути, а завтрашний?

Казалось, что и он будет таким.

Тея

Тогда

Скрип решеток, лязг ворот, резкие щелчки замков, звонки и шаги охранников… вся эта какофония звуков, с которой я бы не справилась, если бы была моей мамой.

Я достаточно помнила о ней, чтобы вспомнить, что ей нравились широкие открытые пространства. Ей нравились лошади и поля. Ей нравилось возиться с животными, а наш маленький фургон казался ей тесным.

Странная вещь эти детские воспоминания — я не могла вспомнить, как меня бил отец, но отчетливо помнила маму.

У нее было все то, чего не было у меня.

Винни называла мою бабушку Длинноногой, и такой же была моя мама. Сизгибами и длинными каштановыми кудрями, ниспадающими каскадом по спине. Я видела ее фотографии, правда, всего несколько, которые бабушке присылала мама, но я знала, что у меня мамины черты лица — нежные губы, хрупкий нос, высокие скулы и такие же глаза, только в остальном я была кожа да кости, тогда когда она обладала соблазнительными формами и женственной чувственностью.