Бекки, тихо лежащая на кушетке в кабинете медсестры, открыла лихорадочно блестевшие голубые глаза.

— Простите, мисс Робертс.

На мгновение у Гвин закружилась голова.

— Перестань, Бекки, — сказала она и ободряюще похлопала девочку по руке. — Можно подумать, что ты нарочно заболела. Знаешь, я поговорю с мистером Уэйнрайтом, может быть, после каникул он организует еще одно представление, чтобы и ты, и Тиффани смогли принять участие. Вы обе так старались…

Но Бекки чувствовала себя слишком плохо, чтобы думать о таких пустяках. Вскоре приехала мать и забрала девочку домой, успев при этом поблагодарить Гвин.

— Ребекка просто в восторге от вас, — сказала она, поддерживая пухлой рукой едва стоящую на ногах девочку. — Говорит, что ей никогда не было в школе так интересно и весело.

— Я рада. — Гвин ласково провела рукой по пылающему лицу девочки. Помимо тревоги за пьесу, другое, незнакомое беспокойство охватило ее. Она так привязалась к этим детям. И впервые в жизни мысль о том, что неплохо было бы иметь своего ребенка, не показалась ей безумной. — Поезжайте домой. И успокойте дочку: мы справимся. А я позвоню завтра и узнаю, как у вас там дела, — сказала она.

Когда мать и дочь вышли, Гвин опустилась в кресло у стола медсестры и застонала. Потом перевела взгляд с Алека на Лави.

— Ну и кто из вас двоих будет играть Селию?

Взгляд Лави сместился выше, на что-то или кого-то за спиной у Гвин. Гвин повернулась и увидела в дверях Ванессу.

— Я могу сделать это, — сказала девочка, теребя тонкую золотую цепочку на запястье.

— Она знает наизусть всю пьесу, — подтвердила Лави. — У нее почти фотографическая память. Ей не приходится готовиться к контрольным, потому что она запоминает все с первого раза.

Гвин встала и подошла к Ванессе и взяла ее за руки.

— Ты уверена, что готова к этому?

— Нет, — дрожащим голосом сказала девочка. — Но я действительно знаю роль. И если это необходимо…

Гвин порывисто обняла девочку.

— Иначе нам пришлось бы отменять спектакль.

Ванесса только кивнула в ответ.

— Боишься? — спросила ее Гвин.

— Да.

— Ничего, я тоже боюсь. Это первый признак хорошего выступления, знаешь? — Она повернулась к остальным. — Так. Алек, ты можешь сделать объявление для публики и попросить их немного подождать? И еще предупредить об изменениях в составе актеров. Лави, у тебя есть пятнадцать минут, чтобы одеть дочь и наложить грим.

Гвин обняла Ванессу за плечи и вывела ее из медицинского кабинета. Остальные двинулись следом. На мгновение узор на кафельной плитке пола покачнулся и расплылся. Гвин уже догадывалась, что дело не только в нервах. Алек взял ее за локоть и приложил ладонь ей ко лбу.

— Сверчок… Ты вся горишь!..

— О нет. Нет, нет, нет!

Она подняла руки вверх и поплыла по коридору, чувствуя, как плещется платье у лодыжек. Ей это кажется или коридор действительно качается?

— Спектакль состоится сегодня, даже если меня будет тошнить после каждой сцены!

Видимо, у этой женщины неисчерпаемый запас адреналина. Алек был уверен, что только это помогло ей продержаться весь спектакль. И притом блестяще. Но как только занавес упал, силы оставили Гвин.

Лави усадила ее на переднее сиденье машины Алека. Всю дорогу домой Гвин была в полузабытьи. В какой-то момент она очнулась.

— Скажи что-нибудь, — попросила она. — Что со мной?

— Ты заболела. Лави уверила меня, что это не смертельно. Сейчас привезу тебя домой и уложу в постель.

— О, Алек, — пробормотала она, закрывая глаза, — прости, но сегодня я на это не способна…

Тот бросил на нее быстрый взгляд, намереваясь сказать что-нибудь утешительное, но Гвин уже снова отключилась.

Она проснулась от яркого солнца. Что-то тяжелое давило на нее — скосив глаза, Гвин увидела, что у нее на животе разлеглась кошка. Некоторое время Гвин просто лежала, не понимая, в чем дело. Потом поняла: она выздоровела.

Но почему она в постели Алека? И какое сегодня число?

Она осторожно села на кровати, что далось ей не так уж легко, поскольку кошка не изъявила никакого желания сдвинуться с места. Сев, Гвин тут же поняла, что она еще не настолько здорова, как ей показалось вначале. Но, по крайней мере, ее больше не тошнило и кожа не пылала жаром.

— Ну-ну… Приятно видеть, что ты вернулась к жизни.

Все было мутным. Взгляд. Ощущения. Мысли. В дверях стоял ее любимый мужчина, а у нее не дрогнул ни один нерв. Может быть, она умерла и попала в ад?

— Подожди радоваться, — пробормотала она. — Почему я здесь и что тут происходило?

Усмехнувшись, Алек вошел в комнату и сел на край кровати.

— Мы решили, что поскольку в гостинице гости, не стоит подвергать их риску заразиться гриппом, и поместили тебя ко мне. Но поверь, у меня и в мыслях не было пользоваться слабостью больной женщины.

— Я, наверное, ужасно выгляжу. — Гвин провела рукой по волосам.

— Да, пожалуй.

Гвин поморщилась и спросила:

— А ты где спал?

— На диване.

Диван был ему явно не по росту.

— Который час?

Алек скосил глаза на часы, стоящие на тумбочке.

— Около трех часов дня.

— Тогда следующий вопрос — на шестьдесят четыре тысячи долларов: какой сегодня день?

— Понедельник. Ты провалялась два дня. Почти три.

Мысли начали проясняться.

— И ты ухаживал за мной все это время?

— Угу.

— И не заболел?

Он пожал плечами.

— Как видишь.

— Уже хорошо. — Гвин наморщила нос. — Значит, ты целых три дня заботился обо мне?

— По-моему, я всю жизнь забочусь о тебе. — Алек взял ее за руку и коснулся другой рукой ее щеки.

Она накрыла его руку своей и кивнула, боясь сказать лишнее. Сейчас, когда физическое влечение на время утихло, любовь-нежность вырвалась на свободу и заполнила ее сердце. Как сможет она уехать от него?

— Хочешь чего-нибудь? — Гвин застонала и помотала головой. — Что-нибудь поесть, — рассмеявшись, уточнил он. — Или, может быть, чаю?

Она вдруг почувствовала, что проголодалась. И еще испугалась, что, если он сейчас не уйдет, она скажет или сделает какую-нибудь глупость.

— Да, чаю. И… пожалуй, бутерброд.

— Бутерброд с чем?

— С чем угодно. А то у меня такое ощущение, что у меня рот полон кошачьей шерсти.