Прости меня, Андрюша!

Извини, Айо!

Вован, миллион сожалений, я была не права.

Гарик Левицкий, любите Лермонтова сколько вашей душе угодно, потому что эта пылкая любовь – в рамках закона. Хотя нервишки у вас того, шалят, расшатали их, похоже, журналисты и издатели. Нарушение порядка в стопке исподнего, конечно, очень печально. Только все равно – не дело это, ручонками за шею хватать.

Да я ошибалась. ОШИБАЛАСЬ! Но преступник-то этого не знал.

Он видел только то, что я занимаюсь расследованием. Пристаю с вопросами. Сижу в Интернете. Получаю серые толстые папки от местных не очень-то сильных Джеймсов Бондов.

Похоже, при всей своей грязной натуре и мокрушной работе Вася был по-своему эстетом, любил чистоту, порядок, предсказуемость.

А я эти правила гнуснейшим образом нарушала.

Поэтому и должна была если не умереть, то угомониться.

И бедная Марта, красивая лошадка, на которой мне так и не удалось научиться скакать, стала его невольной сообщницей.

Потом уже я все уточнила. Женщины без опыта верховой езды всегда начинали кататься именно на этой кобыле. Она самая смирная. Седла у каждой лошади персональные. Вася явно полюбил конные прогулки, успел освоиться, скорее всего, интересовался и тем, как надо правильно седлать лошадь. Короче, был в теме. А увидев, что я наконец-то добралась до конюшен, быстро подрезал пристругу, засунул незаметную булавку под вальтрап. И спокойно поехал кататься дальше, наблюдая, как станут разворачиваться события. Комната с лошадиной амуницией располагается за стойлами. Понятно ведь, что пока всех лошадок не рассмотришь, дальше не двинешься. Особенно если впервые на конюшне. Времени у преступника было более чем достаточно. А свидетелей никаких. Инструктор занималась нами, рассказывала про своих подопечных. Кто-то из других решивших прокатиться верхом гостей замка в это время уже ездил в манеже, кто-то носился на улице...

Наверное, я могла бы заподозрить, что Вася – фальшивый фотограф и раньше.

Теперь ведь все становится понятно: и одет слишком дорого, и внешность свою холит и лелеет, а фотографы ведь – люди творческие, небрежные, небритые. Да и типаж поведения другой. Вон, Юля Семенова – стервятница, так и шарит по замку в поисках сенсации, то в трусы полезет, то за углом притаится, все подслушивает. А еще ведь Вася – парень симпатичный, девиц вокруг масса, а реакции с его стороны подозрительно никакой.

Занят был. Работал. О как...

Ну, задним умом все крепки.

И все-таки лучше поздно, чем никогда.

Бедная Танечка... Как она его любила! Только по-настоящему влюбленная женщина следит за каждым движением, любым жестом. Старается удивлять милого ежеминутно... Я, например, в период обострения любви к будущему мужу вставала в пять утра, чтобы приготовить ему на завтрак фаршированную курицу. У Тани возможности проявить себя на кухне не было, решила сражать эпистолярным жанром. Глупышка, она не знала, как раздражают «Стасика» ее любовные записки, как старательно он их уничтожает, если находит. А если не находит... Сама того не зная, не стремясь к мести совершенно, в каком-то смысле Таня все же за себя отомстила. Когда из журнала, который, как выяснилось, принадлежал «Стасу» (он собирался полистать его в баре, но, как рассказал работавший в тот день бармен, парня отвлек телефонный звонок, после которого «фотограф» умчался, забыв злополучный номер), выскользнула записка, я наконец прозрела. Все слова и действия преступника, случайные, якобы ничего не значащие, сложились во вполне понятную и объяснимую картину. В конце концов, это специфика моей работы – по фрагменту определять целое. А уж когда Андрей Соколов попросил своих знакомых ментов пробить, на какую фамилию зарегистрирован мобильный номер «фотографа», стали понятны мельчайшие нюансы. Да, вот «мобила» у Васи была оформлена даже не на «левую» фамилию, на собственную. Наверное, не планировал, что наследит и начнут копаться в таких мелочах. Все мы обольщаемся на свой счет, кто в большей степени, кто в меньшей...

Уже почти все. Я скоро закончу. Дальше все было просто и быстро.

«Стаса» убил Игорь. Молниеносно и хладнокровно, подозреваю, что даже будучи в перчатках. Следов ногтей на шее не осталось, а они, как правило, всегда отпечатываются. Игорь связал парню руки, тот, наверное, не сомневался, что сейчас все будет, как в книгах или фильмах – долгие разговоры, чудесное спасение. А охранник просто взял и задушил его, и у Васи не было возможности ни сопротивляться, ни позвать на помощь. С учетом места преступления и времени суток охранник выбрал оптимальный способ убийства. Бить, стрелять, да еще и днем – все это или долго или шумно.

Не думаю, что Игорь заставил Васю-Стаса позвонить Вовану и попросить его зайти в свой номер. Это было бы слишком рискованно, если бы Пауэрлифтинг нагрянул раньше, при неблагоприятном стечении обстоятельств желаемый труп мог бы еще находиться далеко не в нужной кондиции. Я думаю, Игорь врал мне, говоря, что видел такие кадры, снятые камерами наблюдения. Если бы о записи вдруг вспомнили – бдительные оперативники, следователи, да кто угодно – всегда можно было бы выкрутиться, сказать, что файл случайно уничтожили, возможности восстановить его нет. И все-таки Вован был нужен в этой игре. Это та кость, которую требовалось бросить следствию, хотя бы на первоначальном этапе, чтобы не начали копать в правильном направлении. А более аппетитной косточки под рукой не имелось – и сам родом из Озерска, и родственник здесь трудился, вот и дорожка, ведущая к исчезнувшему листу из альбома княгини Щербатовой. Все в строку ложилось.

Надо было лишь подбросить в номер Пауэрлифтинга оружие и раритет. Для пущей убедительности. Он, правда, не понял оказанной ему чести и попытался, как умел, объяснить Игорьку, что тот не прав. Да, не летчик. Не Джеймс Бонд...

От Игоря один шаг... ясно до кого, да?

Впрочем, я опять бы могла понять расклад намного раньше.

Не знаю, зачем ты выгораживал «Стаса». Тряпку, которой горничная якобы протирала люстру, так и не нашли. Не могла же она испариться! Или, может, ты опасался, что убийца – Антон? И поэтому сочинил всю эту историю? Я помню, как ты забегал к Олесе, обеспокоенный. Наверное, все-таки волнуешься за ребенка, свой же, хоть и балбес с крашеными волосами.

А еще Айо... Она ведь говорила мне, вручая куколку: «Помочь можно тому, кто хочет, чтобы ему помогли». А как она плакала, когда мы все стояли у трупа Васи. У нее, действительно, интуиция, она понимала, предчувствовала.

А у меня нет интуиции. И в нормальную логику произошедшее не укладывается. Самосуд? Но кто дал тебе право судить, распоряжаться чужой жизнью, чужой судьбой? Нет, я все равно не понимаю, зачем ты сделал то, что сделал. Я почувствовала по твоим губам: что-то не в порядке. В твоих поцелуях было что-то такое, что не имеет отношения к симпатии и сексу. Только я тогда не поняла, что это вкус крови, осознание происходящего в эти мгновения убийства. Я часто ошибаюсь, Миша. Ты объяснишь мне, зачем все это? Уж пожалуйста. Я так много слов тебе сказала. Твоя очередь...