Узнала она и еще многое, о чем прежде и понятия не имела. Например, что у всего есть своя цена, что никому ничего не дается даром. Поэтому ей придется побыть игрушкой, куклой для наряжания, еще как минимум год, до студенческих экзаменов. Если только она их сдаст — теперешние ее отметки — так себе. Марго напрасно беспокоится, Маргаретины школьные успехи не отпугнули бы никакого жениха.

Но на самом деле ей никакого жениха и не нужно. И мальчика тоже. Вокруг каждого мальчишки на школьном дворе колыхалась удушливая вонь исходящей похотью плоти, — запах ее пугал. Но противостоять этому зову она почти не могла. Она кокетничала вовсю на переменах, она бросала искрометные взгляды и дерзкие реплики, но стоило кому-нибудь из парней попытаться ее обнять, как она выскальзывала прочь. Ей хотелось совсем другого. Мужчину. Могучего мужчину, огромного, чтобы заслонил половину неба...

Она осторожно отпустила козелок уха. Все, что ли? Да. Генри снова захрапел, теперь можно повернуться на спину и закинуть за голову руку.

Повернувшись, она почувствовала саднящую боль в промежности. Вздохнула: ничто не дается даром. Такова цена мужчины. Могучего мужчины, огромного, заслонившего половину неба.

Андре. Так она его называла, хотя на самом деле это — фамилия. Но звать его Бертилем — только не это... такое имя идет лишь зубрилам и директорам банков, а для любовника совершенно не подходит.

А он — ее любовник. В ее неполные семнадцать у нее уже есть настоящий любовник.

Она сама не понимала, стесняться ей или гордиться. Когда она сидела и сплетничала с подружками в какой-нибудь забегаловке, от мысли о нем на глазах выступали слезы унижения — он старик! Господи, она спуталась со стариком! — но, встречая его в коридоре, она чувствовала, как кровь приливает к щекам, и не знала, как спрятать свое торжество. Вот идет мой любовник! Об этом знаем только я и он и больше никто на всем белом свете.

И все-таки хорошо, что он не преподает в их классе. Лишь однажды — она только-только переехала в Норчёпинг — он у них заменял другого учителя. Тогда-то все и началось, в тот самый момент, когда он бросил свой старый потертый портфель на кафедру и сказал:

— Привет, паршивцы. Сели и замолчали!

Стулья задвигались по полу, «паршивцы» замерли в веселом ожидании. Андре. С ним не соскучишься, это точно.

— Новенькая? — Он разглядывал список класса. — Маргарета Юханссон. Где ты там?

Она чуть помахала рукой, он поднялся и медленно пошел между рядами, глубоко засунув руки в карманы фланелевых брюк, — высокий и сильный, с густыми темными волосами и орлиным носом. Он чем-то напоминал этого американского актера, как его... Дин Мартин. Точно. Хубертссон, кстати, тоже немножко смахивал на Дина Мартина.

— Из Муталы? А в Мутале географию изучают?

Класс захихикал. Маргарете это понравилось — хихиканье было дружелюбное и заинтересованное.

— Конечно, — улыбнулась она. — Еще как.

Он уселся на краешек ее парты, его бедро было всего в нескольких сантиметрах от ее руки.

— Да что ты говоришь. В таком случае, может, перечислишь реки Халланда?

Класс засмеялся. Маргарета, загибая пальцы, затараторила, припоминая старый школьный стишок-подсказку:

— Лаган, Вискан, Этран, Нискан...[17]

Класс грохнул. Маргарета растерянно заморгала. Неужели это так смешно? Андре, улыбаясь, все сидел на ее парте, пока не смолк последний смешок.

— Очень хорошо, — сказал он, поднимаясь. — Особенно Нискан.

— Ой. — Маргарета зажала себе рот ладонью.

С того дня он всегда улыбался, стоило ей наткнуться на него в коридоре. А Маргарета улыбалась в ответ, но с каждым днем все более поспешно и робко. Этот блеск в его глазах... Прижав книги к груди, она спешила поскорее исчезнуть из виду.

— Что это ты покраснела? — спросила Маргарету соседка по парте, когда та вошла в класс.

— Покраснела? Я?

— Э, не притворяйся...

Все летние каникулы она предавалась фантазиям о нем, причем фантазировала с таким упоением, что в конце концов он стал ей сниться. Но сны были странные. Ночь за ночью они боролись на школьном дворе, пыхтя и тяжело дыша, с сопением и стонами.

Но ей вовсе не хотелось бороться с Андре. Она хотела только, чтобы он ее поцеловал.

Он дежурил на первом осеннем школьном вечере. А ее выбрали в совет школы. И то, что они несколько раз заговаривали в течение вечера, выглядело вполне естественно, как, впрочем, и то, что он протянул руку и схватил ее за запястье, когда она хотела отойти. А когда он пригласил ее, это можно было понять как любезный жест в сторону совета школы — танец с одной из хозяек. Если только это не шутка, не очередной прикол из репертуара Андре. Потому что когда он обнял ее за талию, то вся публика в спортзале заулыбалась: глядите! Андре танцует с Маргаретой!

Он держал ее чуточку на расстоянии, не тискал и не прижимал, как мальчишки, но твердой рукой вел ее по танцевальной площадке и смотрел ей в глаза не отрываясь. Его глаза сузились, когда она нечаянно коснулась его животом, он раздвинул губы, сверкнув зубами. Маргарете нравилось, как он на нее смотрит, как удерживает ее взглядом, но куда больше ее занимали его руки — пальцы левой сплелись с ее пальцами правой, широко расставленные, обхватили ее спину. Они и в самом деле огромны: казалось, она вся умещается в его ладони, — можно свернуться там калачиком и заснуть. Ей хотелось, чтобы он поднял ее и понес на своих больших руках, крепко прижал к себе и закружил.

Он поблагодарил за танец, поспешно наклонившись к ней, так что его щека задела ее щеку, от этого прикосновения ее бросило в дрожь, и она даже не расслышала, что он шепнул.

— Прошу прощения? — переспросила она, но не глядя на него, а устремив взгляд на свою руку. Волоски на ней встали дыбом. Как будто от холода.

Он снова наклонился и повторил:

— Ты маленький бесенок, правда?

Когда отзвучал последний танец, он надел пальто и вообще вел себя так, словно собрался уходить, однако мешкал еще около часа, пока Маргарета и другие представители совета школы убирали зал. Когда они почти закончили, он встал в дверном проеме, придерживая дверь так, что ученики один за другим, уходя, ныряли под его руку.

И вот осталась только Маргарета. Она стояла одна в середине спортзала, сцепив руки на животе. Она надеялась, что сейчас она — хорошенькая, впервые в жизни ей осознанно захотелось быть сейчас хорошенькой!

Он прислонился к дверному косяку и смотрел на нее.

— Иди сюда, — позвал он.

Вот оно, подумала она и выставила ногу вперед. Сейчас это произойдет. Точно.