Орлов был в восторге, от природы моложавый, он помолодел еще, казалось, лет на десять и в свои сорок три выглядел совсем мальчишкой.

А у Потемкина почему-то больно сжалось сердце от недоброго предчувствия, и поздравления замерли на языке. «С чем поздравлять? С браком преступным?» Он братски любил этого человека и не желал ему несчастья.

Орлов ничего не замечал.

– От Катеньки, звездочки моей, поклон нижайший. Ах, Гриша, какое ты нам добро сотворил! Матушка гневается, «дерзость», говорит.

– Еще бы не дерзость, – вздохнул Потемкин. – Дивлюсь я на тебя, Григорий Григорьевич, неужто, всю жизнь дамским полом окруженный, не мог ты себе жену иную сыскать, кроме как сестрицу двоюродную?

– Ни одна меня так не любила. Князь! Сам без греха что ли?

– Да кто без греха?

– Так-то, если два худа, меньшее выбирай. А Господь добрее людей. Он простит.

– Ну дай Бог, чтоб так и было, – вздохнул Потемкин, разливая вино. – За ваше здравие, молодые!

Осушили бокалы. У Орлова разгорелись щеки.

– Ты… ты прости меня, Гриш, – растроганно пробормотал он, – прости, что я против тебя враждовал.

– Это ты-то враждовал? – усмехнулся Потемкин. – Тем, что пару раз мимо прошел, не поклонившись? Эх, братец мой, нам ли с тобой не знать, что есть вражда!

– Тяжело тебе, светлейший?

– На своем я месте, Григорий Григорьевич. Нелегко, конечно. Но с государыней, видать, мы и на том свете не развяжемся.

Орлов усмехнулся.

– Венчалась с тобой… Со мной не захотела.

– Да ты что, князь? – удивился Потемкин. – За старое?!

– Сохрани Христос! К слову пришлось. Я так нынче счастлив! Влюблен я, Гришенька, по уши! С юных лет так не влюблялся. Весь мир расцелую!

Потемкин поморщился.

– Восторга много, Гриш. Не нравишься мне что-то. Словно в горячке ты…

Орлов только рукой махнул.

– Ладно, тезка… там видно будет. У тебя-то что? Говорят, Крым желаешь России преподнести?

– Не Крым, Григорий, Тавриду! – и едва произнеся «Таврида», Григорий Александрович просиял не меньше, чем Орлов, говорящий о любви к юной жене. – И быть по сему! И флоту черноморскому – быть! Верю, есть на то Божья воля.

– Ну, помогай тебе Богородица… ты, видать, повыше нас, орлов, полетом. А покамест прощай, светлейший. Сил нет, к ней спешу, звездочке моей. Навещай нас, князь, желаннейшем гостем будешь…

Распрощались, так же тепло, как и встретились. Но, распрощавшись, тут же и забыли друг о друге. Каждому – свое…

* * *

…Семейная жизнь Сергея Ошерова складывалась как будто вполне удачно. Лиза была весела, всем довольна – теперь она живет в столице, может выезжать в свет, у мужа неплохие связи, да и сама она, кажется, имеет успех в обществе…

Жена уговорила Сергея подождать с отставкой. В конце концов, служба совсем не обременяла, а ежели захочется, можно взять бессрочный отпуск, уехать в деревню, и хоть навсегда позабыть о мундире. Никаких строгостей на сей счет при Екатерине не водилось.

Может быть, все и дальше шло бы прекрасно, если бы однажды в хорошенькой белокурой головке Лизы не зародилась мысль, что дом на Фонтанке маловат, что неплохо бы его расширить… и вообще уже пора начинать жить на широкую ногу. К ее изумлению, муж оказался на сей счет совершенно иного мнения.

– Душа моя, мы не настолько богаты, чтобы тянуться за вельможами.

– Но, Сережа, я думала…

– Что я богач несметный? – усмехнулся Сергей. – Я никогда тебя не обнадеживал. Залезать в долги – хуже некуда. Мы же и так славно живем. Чего тебе не хватает, Лизонька?

– Славно живем? Но… – она бы не могла объяснить, чего ей не хватает. Просто хотелось жить еще лучше.

– Да и не стоит об этом заговаривать вовсе. Детей у нас пока нет, в доме нам вдвоем не тесно. А со временем… Там посмотрим, Лизонька.

И Сергей, улыбнувшись, ласково притянул к себе жену, обнимая ее стройную талию. Но сегодня его нежность не произвела на раздосадованную Лизу никакого впечатления. Она едва сдерживала слезы обиды.

– Лизочек, да что с тобой? – Сергей был озадачен, но пытался скрыть растерянность за улыбкой.

– Ничего! Оставьте меня! – Лиза решительно высвободилась из объятий мужа и поспешно вышла, боясь расплакаться у него на глазах.

Сергей присвистнул. Туман мгновенно развеялся. «Так она не любит меня?!. Да нет, просто осерчала непонятно на что, женщина, капризы там и всякое прочее…»

Но в это утро между ними впервые пробежала черная кошка…

* * *

Однажды в домике на Фонтанке появился старый приятель Ошерова, бывший поручик Митя, нынешний майор Дмитрий Семенович, когда-то оказавший помощь Сергею, избитому в кабаке «панинцами». Дмитрий Семенович выглядел смущенным, много раз принимался говорить о каких-то пустяках, сбивался, замолкал.

– Эге! – понял Ошеров. – Дмитрий Семенович, а ведь дела-то не говоришь, за какой такой надобой пожаловал. Что случилось-то?

– Ох, случилось, Сережа, – тяжело вздохнул приятель. – Письмо от сестры получил, у мужа ее давняя тяжба с тамошним знатным барином Бузиным. Начали за лес, было, судиться, а до того дошло, что Бузин вот-вот все поместье оттягает. Вестимо, глушь, царьком он там живет, всем крючкотворам рты позатыкал. Сестрица в отчаянии – дети мал мала меньше, пишет, зять мой обезумел, чуть ли не в петлю лезет. Правда-то на его стороне, ну да знаем мы эту правду-то, когда до Бога высоко, до царя далеко… Сергей Александрович, а ведь ты бы мог помочь…

– Я?! – удивился Ошеров. – Да как же это, скажи на милость?

– Ох, ты только не подумай чего… Как брату тебе кланяюсь! Ты ведь, Сережа, говорят, с Потемкиным до сих пор на ты. Ну и… попроси его, а? Что ему-то – пальцем шевельнуть. А тут большое семейство пропадает!

– По правде сказать, я Потемкина давно не видал, – отвечал Ошеров. – Но, думаю, не откажет он мне. Схожу к нему. Завтра же и попытаюсь.

Дмитрий едва сдержался, чтобы не броситься приятелю на шею…

Сергею неуютно было в приемной Потемкина. Генералы и вельможи, блестящие дамы, роскошные щеголи – недолюбливал он это общество. А более скромные посетители, с трепетом ожидавшие выхода светлейшего, почему-то раздражали Ошерова видимой своей робостью. Прошел час, пошел второй… Потемкин не выходил, и не ясно было, будет ли принимать, нет ли… Важные особы с трудом сдерживали недовольство, скромные еще сильнее заволновались и помрачнели. А Сергей начинал злиться. «Светлейший! Генерал-адъютант… Ах, Гриша, Гришенька!»

Припомнилось, как в стычке с турками и татарами его гусары и потемкинские кирасиры сражались бок о бок, как в том бою Гриша прикрыл его со спины, отразив удар кривой татарской сабли, спас тем самым ему, Сергею, жизнь…