Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате муж обиделся, рассердился и весь вечер со мной не разговаривал, а я и не приставала к нему. Пусть дуется сколько хочет, его право. Вопрос уже решенный. Я еду!
***
Я лежу на полу в гостиной на мягком ковре, вокруг меня куча бумаг. Отчет аналитиков, с которым я воюю уже битый час, пытаясь разобраться, что к чему. Задумчиво кусаю колпачок ручки, щелкаю по калькулятору копаюсь в цифрах, графиках, таблицах. Что за рукожоп это делал? Без ста грамм не разберешься.
Дома я одна. Сегодня пятница — прислуги нет, все разбрелись по домам. Илюхи тоже нет, но я догадываюсь, где он.
У него сегодня встреча с Оливией. Видела ее фотки — красивая зараза, ноги от ушей, бедра широкие, но талия такая, что мужик двумя руками запросто обхватит. Просто мечта для любого уважающего себя самца.
Вот и Мартынов, наверное, и решил проверить, сомкнуться ли его пальцы вокруг перегибистой прелестницы.
Мне не то, чтобы плевать, но…
Он добился своего. Я привыкла, и броня, в которую теперь заковано мое сердце, потолще чем у танка т34, и даже научилась шутить и иронизировать по этому поводу.
Это был сложный путь, но он все сделал правильно. Я поняла его задумку, приняла. Потому что видела, как разбиваются об измены и белее опытные семьи, чем наша. Когда люди расстаются из-за мимолетных ошибок, не в силах справиться с гордостью.
Никто не идеален. Все мы смертны, слабы и подвержены порокам. Каждый может оступиться. И если не уметь прощать, то в конечном итоге утонешь в сожалениях, в жалости к себе, в сомнениях. Знаю, что Мартынов ради меня в лепешку расшибется, что я для него всегда на первом месте. А остальное… Предпочитаю относиться к этому философски. Счастливы не те, кто сидят рядом и тайком по сторонам поглядывают, а те, кто остается вместе не смотря на полную свободу.
Илья выдрал из меня ревность с корнем, с мясом, с кровавыми ошметками. И то, что от нее осталось, не имеет никакого отношения к прежнему урагану, лишающему сил и делания жить.
Та ревность, которую я испытываю — пикантна, остра, игрива. Не более того. Она разжигает фантазию, провоцирует, соблазняет. Я даже начала ловить от этого извращенный кайф.
— Привет, — раздается спокойный голос, но я пугаюсь так, что с воплем вскакиваю на ноги.
— Илья! Опять ты меня напугал! Можешь, хоть топать что ли? Чихать?
Он стоит, привалившись плечом к косяку, большие пальцы заправлены в карманы брюк, и по его взгляду ничего не могу понять. Какой-то странный он. Загадочный.
— Как все прошло? — подошла к нему ближе, с плеч невидимые соринки смахнула.
— Что именно тебя интересует? — точно странный, не такой как обычно.
— Оливка твоя перезрелая.
— Она не моя, — поправляет недовольно и словив мой вопрошающий взгляд прохладно поясняет. — У меня одна женщина. И это ты. Все остальное — эпизод.
— Я польщена, — усмехаюсь и иду в сторону кухни, — есть хочешь?
— Хочу, — Илья кивает сдержано и идет следом.
— Так иди и погрей. У нас самообслуживание. А я водички пока попью.
Мартынов ловит меня посреди коридора, подталкивает в стенке, наваливается сзади, прижимаясь всем телом.
— Скучала?
— Не особо, — кривлю душой. Конечно скучала, но ему об этом знать не следует. Такие признания просто так я больше не делаю.
— А я скучал, — прикусывает мочку уха, пальцами ведет по шее, замирая там, где пульсирует венка.
— Что, Оливка оказалась не очень? — подкалываю его и ловко выворачиваюсь из захвата.
— Да причем здесь эта оливка! — в сердцах возмущается Мартынов, — я говорю, что о тебе скучал.
— Не ворчи! — встаю на цыпочки и целую его в кончик носа. Когда он не в духе — такой миленький, прямо маленький надуты медвежонок, — я тоже скучала.
Делаю шаг в сторону, но он ловит за руку и рывком к себе притягивает, так что носом ему в грудь впечатываюсь. У него тяжелый взгляд, сумрачный. Что-то его тревожит.
Вижу, что хочет что-то сказать, но не решается, проглатывает слова, которые едва не срываются с языка.
Я не настаиваю, не лезу к нему с расспросами, давно научившись держать свое любопытство при себе. Он и так все расскажет, от и до. У нас нет друг от друга никаких секретов. Полное доверие. Мы долго к этому шли, выбрасывая из наших отношений все ненужное, зато результат действительно радует.
— Посидишь со мной? — спрашивает как-то устало, расстроенно, будто опасаясь, что откажу.
— С удовольствием. Заодно подскажешь мне несколько моментов, сама не могу разобраться.
***
Мы устраиваемся за большим столом. Илья киснет над тарелкой, рассеянно ковыряясь в ее содержимом. Слушает меня в пол уха, отвечая невпопад, а я без устали его тормошу — вопросов накопилось много, и мне нужна компетентная помощь. Мартынов знает компанию как свои пять пальцев, все подводные камни, все нюансы. Поэтому спрашиваю, спрашиваю, спрашиваю и конца этим вопросам не видно.
— Варь, — в какой-то момент перебивает меня, не впечатлившись моим бешеным энтузиазмом, — помолчи пожалуйста.
— Почему? — удивленно глазами хлопаю.
— Надоела ты со своей работой! — продолжает ковыряться в тарелке, не поднимая глаз.
— Нормально! — возмущаюсь от души, — я тут за семейное дело радею, готовлюсь, а он мне «надоела». Мне, между прочим, завтра уже уезжать!
— Вот именно! — в сердцах вилку откидывает, — давай лучше сходим куда-нибудь? Зачем тратить вечер вот на это? — выхватывает у меня бумаги, сердито отбрасывая в сторону.
— Мартынов, ты чего? Какая муха тебя укусила? — подрываюсь с места, собираю разлетевшиеся листы.
— Никакая! — он тоже поднимается на ноги, нависая надо мной хмурой тенью.
И тут до меня доходит в чем дело:
— Тебе жалко, что я уезжаю? — удивленно спрашиваю мужа.
— Я…Что… Нет! — открещивается сердито.
— Да ладно тебе отпираться. Я же вижу! — становится смешно.
— Чего ты видишь? — сопит недовольно, глаза голубые сверкают.
— Ты не хочешь меня отпускать!
— Да! Не хочу! — срывается на повышенные тона, — херню какую-то с папашей придумали.
— Илья, что такого? Месяц всего.
— Ты так спокойно об этом говоришь!
— Естественно спокойно. Считай, обычная командировка. Что такого?
— Ничего, Варя, ничего!
— Ну раз нечего, то и не выноси мне мозг! Пороюсь, повынюхиваю, разузнаю, что и как. Дядя Саша считает, что это хорошая затея.
— Вот пусть этот дядя Саша сам и едет!
— Я не понимаю, что на тебя нашло? — всплескиваю руками, — как маленький, честное слово. Сам же всегда повторял, что, если можешь что-то делать — делай. А теперь, когда дело нашлось, не хочешь отпускать. Ты в меня не веришь?