— Но от нее не откажутся ни мои, ни ваши люди.

— Вы взяли кого-нибудь в плен?

— Всего две дюжины.

— Пошлите одного из пленников в церковь, чтобы он разъяснил осажденным: если они не капитулируют, мы будем казнить каждый час по одному из пленников.

Пока сеньор де Люсан готовился повиноваться, Мендоса приблизился к гасконцу и фламандцу.

— Друзья, — сказал он, — пока эти люди решают вопрос с церковью, воспользуемся этим, чтобы пойти осаждать доброе вино знакомого нам негодяя-трактирщика. Когда начнется всеобщий грабеж города, мы найдем только пустые бутылки. Я знаю жажду флибустьеров… И потом, наше присутствие здесь излишне. Графа и француза вполне достаточно, чтобы склонить осажденных к сдаче.

— Гром и молния! — воскликнул дон Баррехо. — Я совсем позабыл о нашем друге!.. Может, он прячется в своих подвалах?

— У меня теплится надежда найти негодяя посреди его бочек, — ответил Мендоса.

— И у меня, — прибавил фламандец.

— Пошли, приятели, — заключил гасконец.

Воспользовавшись царившим на площади беспорядком, трое авантюристов выбрались на простор и незамеченными нырнули в хорошо им знакомую улочку, которая должна была вскоре привести их к таверне «Эль Моро».

Как они и предполагали, дверь таверны была заперта, и внутри царило гробовое молчание.

— А может быть, наш друг скрылся в церкви вместе со своими поварятами? — спросил гасконец, после того как некоторое время прислушивался, приложив ухо к замочной скважине.

Он не услышал даже мяуканья черного кота.

— Давай вышибем дверь, — предложил фламандец, который заметил невдалеке кучу бревен и досок, приготовленных для строительства дома, и уже вооружился подходящим бревном.

— Вот самый сильный из нас человек, — сказал дон Баррехо, увидев, что фламандец не согнулся под тяжестью. — Отныне мы, поскольку он не открыл нам свое имя, — будем звать его дон Эрколе, то есть Геркулесом.

Они крепко ухватили бревно, разбежались и одним ударом буквально вышибли дверь таверны, причем с таким грохотом, что показалось, будто внутри выстрелили из пушки.

— Дон Эрколе!.. Вы герой дня!.. Король таверны, — сказал гасконец. — Черт возьми! Какие мускулы!.. Да вы способны разрушить настоящую крепость!..

— Я же фламандец, — серьезно ответил авантюрист.

Они обнажили шпаги, опасаясь атаки вертелами и кастрюлями, и вошли внутрь.

Один большой черный кот, тот самый, которого заметил гасконец, убежал от них. Бедное животное, испуганное громовым ударом, помчалось по столам и скамьям, как безумное, опрокидывая стаканы и бутылки.

— У этой бестии должна быть душа того гадкого котяры, которого мы встретили на берегу Чагреса, — сказал дон Баррехо.

— Вы знаете, где находится подвал? — спросил Мендоса фламандца.

— Дверь находится прямо за стойкой.

— Ну-ка, где у нас тут подходящее бревнышко? — сказал гасконец.

— В нем нет нужды, — ответил Мендоса.

Он забрался на стол и выдрал из стенки большой фонарь, служивший для освещения зала. Не без труда он зажег его и направился к двери, ведущей в погреб.

Хватило одного пинка гасконца, чтобы дверь слетела с петель и полетела по лестнице вниз.

— Там они!.. — закричал Мендоса, поднимая фонарь.

— Кто? — спросил дон Баррехо.

— Я услышал в подвале крик.

— Какая удача!.. А!.. Бедный трактирщик!.. В какие руки он попадет!.. — говорил гасконец. — Посветите, Мендоса!

Он осторожно спустился по лестнице, держа шпагу в вытянутой руке, и оказался в просторном подземелье, к стенам которого жалась дюжина, если не больше, респектабельных и очень пузатых бочонков.

— Где же спрятался этот плут? — спросил дон Баррехо.

Из-за бочонков, что в правом ряду, раздался голос:

— Это кто осмеливается называть меня плутом?

— Гром и молния!.. Трактирщик!..

— Опять этот прохвост!.. — заорал владелец «Эль Моро». — Ну, теперь-то я пущу тебе кровь!..

— Друзья, пистолеты к бою!.. — скомандовал гасконец.

Трактирщик выскочил из своего укрытия, угрожающе размахивая вертелом, а за ним появились, один за другим, четверо его поварят, вооруженных все теми же вертелами.

— Опять ты здесь, негодяй! — заорал взбешенный трактирщик.

— Всегда возвращаешься туда, где пил хорошее вино, — ответил гасконец, наставив на хозяина таверны шпагу и пистолет.

— Я догадался, что вы должны быть флибустьером, — сказал трактирщик, не осмеливавшийся ступить и шагу вперед, заметив три дула, направленных на него.

— Я пришел предупредить вас, что город в наших руках и всякое сопротивление бесполезно.

— И что же вы хотите от меня?

— Еще раз попробовать ваше аликанте и ваш херес.

— Мое вино!..

— Может, вы хотите, чтобы сначала вас убили? — спросил гасконец, меняя тон. — Тогда мы останемся полными хозяевами ваших подвалов и никаких протестов просто-напросто не будет. Хотите дружеский совет? Садитесь вон на те бревна вместе со своими помощниками, оставьте в покое вертела, которые хороши для того, чтобы насаживать на них кур и уток, а не подобных нам людей, и не надоедайте, иначе мы сделаем бум! И тогда вы отправитесь на встречу с приятелем Вельзевулом.

— Вы собираетесь разорить меня.

— Можете утешиться тем, что мы разорили весь город.

— Я не дам вам ни пиастра!..

— Какие пиастры!.. Мы хотим вашего вина. Вы принимаете нас за обыкновенных жуликов? А ну, быстрее! Бросайте вертела и — скорее в угол. Мы хотим пить, гром и молнии!

Бедный хозяин и его помощники, испуганные строгими нотками в голосе гасконца и понявшие, что всякое сопротивление и в самом деле бесполезно, отделались от своего случайного оружия и отправились в указанное место, находившееся у противоположной стены подвала.

Мендоса поставил на земляной пол фонарь, а дон Баррехо и фламандец вооружились несколькими весьма вместительными терракотовыми бокалами.

— Попробуем сначала херес, — сказал баск, — тот, на который пошел знаменитый дублон.

— А потом, надеюсь, перепробуем и все остальные бочки, — добавил фламандец.

— Смотрите, не упейтесь, — сказал гасконец. — Мы здесь не одни, и котищи из подземелья могут нам вспрыгнуть на спину.

В то время как один залпом пил херес, а другие — порто и аликанте, бедный трактирщик рвал на себе волосы и громко кричал:

— Они меня разорят, эти плуты!

Ни гасконец, ни его друзья не обращали внимания на жалобы и оскорбления трактирщика и его подручных. Они спокойно продолжали пить, по очереди пробуя содержимое бочек. Должно быть, пьяницы это были замечательные, потому что постороннему глазу казалось, что они поглощают воду.